Всю жизнь Грудинина работала с литературной молодежью. Десять лет вела занятия со старшеклассниками в литературном клубе «Дерзание» при Ленинградском Дворце пионеров, руководила ЛИТО на заводе «Светлана», ЛИТО «Нарвская Застава», а в конце 60-х гг. – центральным ЛИТО при ЛО СП. Участвовала в составлении коллективных сборников молодых поэтов Ленинграда, была автором предисловий к книгам своих воспитанников. В первую очередь к ним, но и к каждому читателю тоже обращены слова поэта, звучащие сейчас как завещание:
Пусть автор мертв, но он заставил Лету
Ручьем пробиться сквозь земную твердь…
Его вопросы ждут твоих ответов.
Пригубь строку, осилившую смерть.
Как-то в нашем разговоре уже последних лет Наталия Иосифовна вдруг спросила меня – что мне помнится из ее стихов? Я прочитала наизусть «Любовь – винтовая лестница…» (в первой редакции). Мне показалось, она была несколько разочарована и как-то отстраненно, словно не о себе, обронила: «Ну, это классика…». Справедливо. Все стихи, которые ждут тебя, читатель, – классика поколения, его идеалы, сомнения, бесценная для нас жизнь. Большая, мужественная жизнь. Высокая поэзия.
Татьяна ЦАРЬКОВА Зав. Рукописным отделом ИРЛИ РАН (Пушкинский дом), доктор наук, член союза писателей России
«Еще в беду меня не бросила…»
Еще в беду меня не бросила
Ничья холодная рука,
А уж из красной рамы осени
Ко мне шагнули облака.
Они всю комнату завьюжили,
Предупреждая и грозя,
Что скоро старость безоружная
Ко мне навяжется в друзья.
И скажет: – Стань моей голубою,
Не простужай моих костей,
Не приноси из мира грубого
Неутешительных вестей.
Уже лицо твое муарово,
И привкус инея в стихах…
Давай займемся мемуарами
Об извинительных грехах.
Про то, как где-нибудь обидели
Кого-то по ничьей вине,
Про все, что видели-не видели,
Безгласно стоя в стороне.
Еще припомним умилительно
Заслуги большие в сто крат:
Растили гласно и рачительно
Не просто дерево, а сад.
Короче – жизнь недаром прожита
И – в свой черед награждена!
Скажи мне, старость, кем ты прошена
И кем к столу приглашена?
Еще не столь вегетарьянственно
Здесь все на вкус ленивый твой,
Еще бушует ветер странствия
Над сумасбродной головой.
Еще худая мебель выстоит —
Чем старомодней – тем прямей.
Здесь все кричит – от книг залистанных
До грешной памяти моей.
Не смей вязаться мне в союзники,
Имей, горбатая, в виду —
Еще пока деревья – узники
В моем ухоженном саду.
Еще бредут неотомщенные
Седые призраки в стихи,
Еще не знаю, где – прощенные,
А где – зудящие грехи.
Я буду жить, пока не вызнаю,
Кто завладеет вслед за мной
Моей мучительной отчизною
С ее раскаянной виной.
И только в день и час доверия,
С былым и будущим в ладу,
Переломлюсь отжившим деревом
В неогороженном саду.
«Слава тебе, охотничий нож…»
Слава тебе, охотничий нож,
Детская прыть двустволки.
В листьях хлопочет сентябрьский дождь,
Солнечный и недолгий.
Тучи – как яблоки на весу,
День холодней и чище.
Бродит поэт в брусничном лесу,
Ищет духовной пищи.
Где-то есть страны своих теплей,
Дом там и стол готовый.
Дай ему, Боже, твоих журавлей
Красноязычный говор.
Дай ему с древа добра и зла
Грешное яблоко славы.
Дай! Чтоб завистливого стила
Не искушал лукавый.
Пусть вольнодумно звучит струна,
Зависть и страх осилив —
Осень! Охота разрешена
В светлых лесах России!
Слава тебе, охотничий нож,
Детская прыть двустволки…
Слезы? Да полно! Сентябрьский дождь —
Солнечный и недолгий!
С тех пор, как мир перешагнул пороги
Дозволенного сердцу и уму,
Я, капля в море, я, одна из многих,
Своих предначертаний не пойму.
Не спрошенная сильными ни разу,
Как рядовой в сумятице войны,
Послушная непонятым приказам,
Я, может быть, преступна без вины.
Мне не ходить по самобытным тропам,
Не вырваться из добровольных пут,
Моя любовь лежит под микроскопом,
Моя печаль выносится на суд.
Читать дальше