Погружая в летаргию,
Теплый дождь, как влажный кокон,
Обволакивает нежно,
Я устало поддаюсь…
Улиц линии тугие
И провалы чёрных окон,
Время кругом центробежным…
Всё проходит? Ну и пусть.
Это, кажется, не страшно
И, наверное, не больно —
Отпуская в невесомость
Несуразную мечту,
Стать уже не бесшабашной,
А послушно и безвольно
Падать молча в полусонность,
А точнее – в пустоту…
Я проснусь ещё, быть может,
Через год или столетье,
Если лучик осторожно
Утром ляжет на плечо,
И опять под тонкой кожей
Отойдя от полусмерти,
Сердце сладко и тревожно
Будет биться горячо…
Тихо. Море полусонно
С галькой шепчется на пляже.
В полуабрисе балкона
Звёздный свет такой, что даже
Оседает на ресницах
И на мягких синих шторах.
Нам вдвоём с тобой не спится.
Южной ночи шелест, шорох,
Лунный блик на смуглой коже,
Обнажённость чувств и тела,
И плывёт на бриг похожий
Над землёй балкон наш белый…
О, тоска ноября, с обнажённостью зябких деревьев,
С пустотою двора под косыми штрихами дождя,
Только ветер скулит, словно пёс перед запертой дверью
У сырого подъезда, дороги к теплу не найдя.
В монотонности дня от асфальта до серого неба —
Всё единый гризайль. Не хватает цветного пятна.
Где же буйство твоё, мой октябрь?
Канул, словно и не был.
Только холодность стен. Только сумрак в колодце окна…
«В тишину, в тишину… В эту сизую дымку деревьев…»
В тишину, в тишину… В эту сизую дымку деревьев,
В утончённость штрихов хрупких веток на фоне дождя.
В молчаливости дня только шелесту листьев доверить
Все печали свои, по осенней тропе уходя.
Не в глухую тоску – в одиночества чистые воды
Не спеша окунусь, чтобы стала мудрее душа,
Научилась любить бесприютность ноябрьской погоды,
Горький искус рябин, льдистый солнечный блик в камышах.
Кто тебе обещал, что однажды ты станешь счастливой
И дойдешь до весны, не склонив, не изранив колен?
Посмотри, на кусты: эти зябкие веточки живы
И готовы к зиме ради новых в себе перемен.
Родился в 1962 году. Пишет стихи, прозу, пьесы. Публиковался в журналах и сборниках «Нева», «Четверг. Вечер», «Аничков мост» и других.
«Вот крестик, хочешь – поклянусь…»
Вот крестик, хочешь – поклянусь
Последней клятвой, клейкой?
Блаженством жалким обернусь,
Всплакну в ночи жалейкой.
Вот образок, в последний раз
Живой под смертным гнётом
Попробую здесь и сейчас
Забыть свои заботы.
Вот жизнь пропащая – как есть:
Вся – наспех, всё случайно,
Всё – месть за страх. И эта месть
Ни для кого не тайна.
Куда ни ткнусь – кресты, слова —
Без вести, ниоткуда.
Я сам – отнюдь не голова,
Гарнир с другого блюда.
Я поклянусь – а ты поверь
С улыбкою секундной:
Из всех обдуманных потерь
Была ты самой трудной.
Лукавство ветреной души
Любых божеств – главнее.
Забудь о всех, для всех пляши,
Плясунья Саломея.
«Сиреневый куст пробудился, броваст и глазаст…»
Сиреневый куст пробудился, броваст и глазаст,
Хороший сосед, мне везёт на хороших соседей.
Зернисто блестит на припёке узорчатый наст,
Как лучшее лакомство, солнцем апрельским изъеден.
Деревья отходят от снов, в полушаге от сна,
Ещё не очнулись, но рябью подёрнулись веки.
Зелёным прозрачным дымком окатила весна
Подлесок, опушку и жертвенный край лесосеки.
Ни местных певцов, ни залётных не видно. В пути
Они задержались, скорее всего на подлёте.
Завидишь их, встанешь – и с места никак не сойти,
Пока не расслышишь их крики: «Здорово живёте!»
Взбирается солнце всё выше, на целый вершок,
В чистейшей плывёт бирюзе, и вокруг ни пушинки,
Ни облачка. В луже возник ниоткуда божок
Глазастый, прозрел головастик вертлявый в икринке.
И тельца-то нет, лишь большущий вбирающий зрак,
Рождён на дороге, на самой тропинке к сараю.
В полнеба скамейка над ним, отсыревший барак,
Назавтра замёрзнет к утру или… кто его знает.
Ясновельможный возлюбленный пан,
Ясновельможный возлюбленный пан,
Смажь сапоги, отряхни свой жупан,
Деда папаху поглубже надень,
Брови насупь —
рассветает твой день.
Ненависти вековое ружьё
Нежно сними, оботри с него пыль.
Выбери камень и место своё,
Тяжко вздохни во весь мир,
во всю ширь.
Похорони себя,
Галицкий пан,
Шкуру спусти свою на барабан,
Сердце раздуй
во всю грудь, во сто крат.
Станешь храбрей всех, бесстрашный солдат,
На сволочь штатскую стань непохожим,
С сердцем огромным воин без кожи.
Небо прольётся
в дожде и в божбе,
Дивчина вспомнит во сне о тебе.
Семинарист отзовётся стихом.
Холм над тобой порастёт лопухом.
Читать дальше