Array Коллектив авторов - Над условной чертой горизонта

И с проседью волна моих волос…
Таить её. Не видеть бы самой!
Железной птицей тороплюсь домой,
но не найти подсвеченных полос…

Немыслимо. Невыносимо. Страшно.
Как отсвет догорающего дома,
в котором было всё тебе знакомо
и жизнь твоя сверкала днём вчерашним.

В ладонях греешь ты остатки пепла,
но он упрямо сыплется сквозь пальцы.
А ты теперь бездомным стал скитальцем,
И, кажется, твои глаза ослепли.

На паперти ты проклинаешь лихо
мироустройство, и судьбу, и случай,
но голос твой неслышен, он беззвучен.
Он растворился в городе безликом.

В тоннелях метрополитена
отрывками мерцают голоса,
несутся поезда в подземных венах
и разъедает темнота глаза.

И сбитое дыханье ритмом
стучит в висках под тяжестью глубин,
а рельсы-полосы опасной бритвой
кромсают желоба колёсных спин.

И мнимой силой награждая
подкожный мир центральных городов,
метро, вдыхая жизнь в них, ожидает,
не в силах вырваться из проводов.

Как марку, в свой альбом я вклею этот день,
событий небоскрёбы строя в город.
За ним идёт другой. Он – новая ступень.
На карте происшествий снова повод
отметить область обходных дорог,
что открывается по дням пред нами.
Но каждая ступень выводит на порог,
а каждый город может смыть цунами…

В подсвеченных окнах чьи-то жизни идут по кругу.
А я шуршу страницей с ненужным текстом,
и в этом городе порой становится слишком тесно.
Настолько, что чуешь на горле чужую руку.

Хотя бы что-нибудь большое
или тяжёлое, а то —
наваливаешься Левшою
и впаиваешь в решето
какую-то мадам Петрову
под бок такому же Петру
под грохот этот, шум портовый,
кровоточащий поутру.
Безрезультатно жалом тычешь
в расхлябанную колею —
вот так и слепнут сотни тысяч,
цепляясь к инобытию.

Но ей, мятежной, нет покоя —
пока отсутствует уют,
ничтожной капелькой припоя
опять к земле не прикуют.

Мне так понравилось, что можно
тебя в себе нарисовать,
отождествить неосторожно
и в губы так поцеловать,
что абсолютно не удастся
единый организм опять
на независимые царства
усильем воли разорвать.

На таком плато широком
горизонт – неисчерпаем,
так широк, что ненароком
глубину его пронзаем
и выхватываем взглядом
исчезающие крохи,
кажется – настолько рядом,
что порежешься на вдохе.

Всю ночь ходил вокруг палатки
и ветки мелкие ломал,
под утро чай готовил сладкий
и сетовал: рюкзак твой мал.
Взвалив на плечи свой, огромный,
шёл через чащу напролом
и этим кабана напомнил
с обломанным в боку копьём,
которого хотели греки
от Калидона отогнать —
и получила на орехи
от вепря греческая знать.

Замедлив шаг, остановиться,
Не в спешке и не на бегу
Услышать, как вспорхнула птица,
Качнув камыш на берегу,
И в тишине заворожённой,
Пройдя по влажной лебеде,
Увидеть небо отражённым
В озёрной медленной воде.
С орбиты времени упругой
В него сорваться на часок,
И плыть, как облако над лугом,
От вечности на волосок…

Ну вот и всё. Ушли слова и жесты.
На улицах погасли фонари.
За облако обманутой невестой
Луна сбежала плакать до зари.
И стелется туман над Петербургом,
И дождь смывает краски не спеша.
И бродит по холодным переулкам
Моей когда-то бывшая душа.