Андрей Драгунов - Между вещью и пылью

Если зеркало мне не врёт,
то со смертью не всё проходит.
Завершив неземной полёт,
крылья сушатся в огороде,
точно простыни на ветру
после жаркой любовной ночи.
Даже если я и умру —
жизнь не кончится между прочим,
свой воскресный свершив полёт,
как перо по листу бумаги,
в облаках, где гроза растёт,
заполняясь, как брагой фляги,
электричеством и дождём,
свежим ветром, слезой младенца,
перепуганного огнём —
никуда от огня не деться…
как не выжить в кромешной тьме.
Видно, всё-таки, прав Проперций:
ничего не кончается, нет,
там где слово застряло в сердце.

Река опять замёрзла, как постель —
от одиночества. Стекольщик был не пьяный —
на совесть застеклил её. Теперь
она, как я в глухом углу дивана,
под матовым стеклом – в своём углу,
что, может быть, не лучше и не хуже
других таких же, но не по нутру
такое сочетание, к тому же,
замёрз пейзаж по берегам реки,
не сохранив былого украшенья.
И облака, что были так близки
порой – не поспешают с возвращеньем
и где-то прячутся, чтоб тоже не уснуть
в каком-нибудь углу, за пыльной шторой,
тем самым завершив небесный путь —
земною жизнью, в закромах которой —
уже достаточно. И не перечерпать
ладонями застывшую водицу,
как не согреть остывшую кровать —
после любви, что продолжает сниться.

Боюсь, как в детстве, грома тёмной ночью.
Он появляется в соседнем переулке
и там стоит. И уходить не хочет,
как будто ждёт того, кто на прогулку,
возможно, выйдет, или на работу,
чтобы догнать и в спину три удара —
наверняка, не разбирая, что там
потом случиться с человеком старым
или не очень – будто бы случайно,
как по ошибке, обознавшись домом…
И в этом, видимо, ещё из детства тайна
и страх за близких. И едва знакомых.

Меня забудут сразу и надолго.
А если вспомнят, то совсем случайно
и, справившись с прокисшим чувством долга —
опять забудут, что вполне банально
и предсказуемо, как дождь в конце апреля.
Погода, если верить показаньям —
лишь дополнение к событиям недели,
и без того печальных – в ожиданьях.
Всех забывают, даже тех, кто рядом
с тобою жил, пытаясь не загнуться
от суеты – забвение в награду
и рис с изюмом на столовском блюдце,
как дополнение к борщу и винегрету,
к холодной водке – для успокоенья.
Ещё горячая от повара котлета —
вполне сгодится для поминовенья,
как гуща для гадания и карта
для вымысла, который во спасенье…
Забудут всех. Меня – в начале марта
в другом году, в такой же день весенний.

Запретить бы почту, чтоб больше тревожных писем
не приходило. Достаточно телеграммы
по телефону, где в буквах и в сумме чисел —
всё объяснимо, хотя и довольно странно
в перечислении, но сохраняет память
всю информацию, что от других досталась.
Всё и отличие, что не возьмёшь руками,
не зачитаешь дольше, чем полагалось
в самом начале. Бумага – лишь только повод
снова напомнить, заполнить конверт словами,
как пару камушков бросить на память в воду,
не дожидаясь известий от них – кругами
или волной на берег. Бумага терпит
переживания, да и другую правду.
Лучше не знать – что там ещё в конверте —
по крайней мере, всё ещё живы как бы…

Птичка не вылетает, и старый фотограф спит.
В парке «Гидростроитель» совсем безлюдно.
Пара торговцев шарами. Во всю хрипит
старый динамик – с годами и это трудно.
Видимо, всё-таки время берёт своё,
и баба с веслом торчит не на лучшем месте,
а репродуктор хрипит, но ещё поёт,
т. е. пытается выжить, на самом деле.
Но, как ни старайся, – всему наступает срок,