Андрей Драгунов - Между вещью и пылью

Немного молока – и чай готов.
Попробуй, англичане уважают
такой напиток, что для дураков,
кто ничего не смыслит в вкусе чая.
Возьми щепотку, папа говорил,
засыпь в стакан, а лучше – даже в кружку,
поставь на печку, чтоб огонь варил,
ну, на плиту, в конце концов… Подружку
не приглашай на данное питьё —
оно для одного в пустой квартире,
чтоб стало тёплым старое жильё,
и хоть чуть-чуть теплее в этом мире.

…так безумствует только лишь разве что сонная муха,
очутившись в варенье – ещё не успела просниться.
Крылья в розовой жижице и не доступны для слуха
их теперь трепыханья занудные – аж с Сотворенья
или несколько позже, когда зацвели абрикосы
или вишни, к примеру, тем самым раскрасив картинку
сотворения мира, когда ещё голы и босы
меж деревьев топтали кривыми ногами тропинку
и спешили обратно, чтоб только никто не заметил,
что случилось в саду, и в какую тарелку свалилась
несуразная муха… и кто за варенье ответит,
чтобы не было больше, как с яблоком всё получилось.

Прочти ещё раз то, что написал —
перечеркни последнюю страницу,
перепиши иль просто на вокзал
сбеги с корзинкой, что ночами снится,
как некое спасение души.
Ориентир в оставленном пейзаже.
Но лампу в кухне всё же не туши —
пускай горит – из сожаленья даже.

Забудь про всё. Про свет, про телефон
и про собаку даже, если нужно.
Оставь в покое звук и граммофон
от дедушки доставшийся, к тому же,
в наследство, т. е. Не бери вещей.
Отправься в путь, как раньше – на работу
на электричке, чтоб из новостей —
названья станций и слова кого-то,
сидящего напротив. Дотерпи —
когда всё кончится и выйдешь на конечной…
Ну, может быть, бумаги собери,
чтоб при тебе твоя осталась вечность.

Новое утро – что обо мне ты хлопочешь?
Я не из лучших жильцов в этом стёртом пейзаже —
облако над головой, залетев между прочим,
сыплет дождём, как бы в поисках старой пропажи,
что растворилась как будто и стала водой,
переливаясь по трубам и дальше по лужам —
чтоб ничего не случилось ни с кем. Ни со мной.
Даже когда одинок и немного простужен.
Утро, куда ты уходишь, когда рассветёт?
Что оставляешь меня одного разбираться
с незваным словом – что следом… И кто-то пойдёт,
чтобы уже, если выпадет, не расставаться
или хотя бы подольше его сохранить,
как в закромах – за одеждой и смятой постелью,
где-то под пылью, чтоб некого было винить
в происходящем, которому больше не верю,
как было раньше, когда в наступающем дне
что-то мерещилось из настоящего. Было,
что сохранить или спрятать, как камень на дне,
чтобы уже никогда, никуда не уплыло —
утро… Куда-то уходят любимых черты,
скомкав своё отражение в жёлтой витрине,
и возвращаются вечером, после шести,
чтобы уже до утра, как вовеки, отныне…
Т. е. не ночь! На мгновения сна и любви,
что никогда не закончится, видимо, тоже,
не разделяя в пространстве – чужие-свои,
лишь оставляя отметины – шрамы на коже,
что не шагренева… Утро, ещё на часок
остановись, пережди, потопчись на пороге,
если возможно, конечно. И в лампочке ток
переливается дольше, чем раньше, сегодня.

…костёр из листьев, чтобы вскипятить
воды для чая. Облако с водою
откуда-то вернулось… Не изжить
тоски по прошлому, что связано с тобою
и с городом – у жизни на краю,
т. е. откуда даже не напишешь,
состарившись, о жизни. Жизнь свою
переиначив так, что не услышишь —
о чём она… Вода кипит в котле,
чай скоро станет украшеньем встречи,
и листья догорают, и в золе
их долгий путь полосками отмечен.

Облокотившись локтями на стол, пробую ждать
появление месяца или хотя бы звезды из тучи,
чтобы стало светлее в комнате, где кровать
утопает в ночных кошмарах… И мне не лучше
от таких видений, что прячутся по углам,
коротая вечность до светлого времени суток
за игрой в пятнашки. И, судя по всем часам —
ночь будет долгой и без освещения – мутной,
как молоко из кружки, что на столе…
Даже цветы не шепчутся этой ночью,
став украшением на старом уже стволе.
Я сижу за столом без света, путаю строчки.