Сергей Филатов - Свет отражённый. Стихотворения (сборник)

Я не люблю повальной пьяности:
Когда я пью, пока не падаю.
Но как ещё достигнуть ясности?!
Как грустно в мире пахнет падалью!..

Я не Христос: моё пришествие
Вам не грозит моим распятием…
Всё! Я готов просить прощения
За всю (и всю свою) распахнутость.

Я становлюсь ужасным циником
И говорю слова высокие,
Когда по комнате на цыпочках
Скользит бесовская бессонница.

О, как же я чертовски вымотан
Её повадками тягучими.
Я, как стакан, – до дна. Я вымолчан…
Я в кровь искусываю губы.

Не спасает работа.
Листопад, листопад…
Понедельник, суббота,
И опять, и опять…
Всё в пылу, как в опале –
Отгорит. А потом
Опустеет. Запахнет
Чистым свежим бинтом.

Ветер северный, резкий
Сдёрнет стаи ворон.
Всех нас вынесет время
На промокший перрон.

Нам пора к переменам –
От хлопот к холодам.
А по нынешним меркам
В никуда, в никогда…

Снег придёт и настанет.
Будет легче дышать.
С губ безмолвных слетает
Дымка… или душа?

Мы – прихожане, мир – приход…
Ну не смотри ты так рассеянно!
Да, я – как все, да, я плохой,
Слегка похожий на Есенина.

Меня не радует Москва –
В ней слишком много лицемерия.
И шляется моё бессмертие
По кабакам и по церквам.

Слух обо мне уже пошёл…
Не видела, в какую сторону?
Тебе со мной не хорошо,
А мне с собой – ну просто тошно.

Пишу, бумаги не щадя,
Дышу одним с тобою воздухом.
Умру – расставят, так уж водится,
Как Пушкина, по площадям.

Жёстко нынче спать стелю
Белые, как смерть, простыни.
Ветр трётся мордой по стеклу,
В комнату – скулит – просится.

Не скули, сейчас впущу, –
Места на двоих хватит нам.
Выпадет к утру дальний путь
Белою, как снег, скатертью.

Я спрошу тогда:
– Ты со мной?
Будешь мне попутным ветром?
Эй, ночлежник мой, пёс цепной,
Самолучший друг верный…

Душа – бродяжка, нищенка, воровка –
скулит по вечерам, как пёс цепной,
у памяти выпрашивая крохи
любой ценой.

Слоняется по прошлому, клянётся
в любви до гроба умершим, живым,
что в своё завтра зрячею вернётся,
честнее хлеба, праведней травы…

Клянёт себя последними словами,
зализывает свежие рубцы…
И падает ничком, устав слоняться,
и кается в грехах, как блудный сын.

Словами глупость прикрывают,
По-министерски хмуря лбы…
«Стишки? – сочувственно. – Бывает.
Но гражданином должен быть!»

Привычка быть самим собою…
Знобит. Рябин простудный жар.
Бредовый сон – что я свободен
От всех правительств и держав.

От суеты, от суесловья,
Собраний, митингов, речей…
Лежу весь в белом. В изголовье
Спокойный ровный свет свечей.

И люди больше не осудят,
Сославшись на «гражданский долг».
И голос мамин, не отсюда:
«Усни, Серёжа… Хворь сойдёт».

Воет. Вьюжно…
Недолго и сгинуть –
Не найти на земле своего.
Дорогие мои, дорогие,
Не бросайте меня одного!

Хоть приткнуться к родимой ладони –
Выплакаться.
Да слёз не наскресть.
Для судьбы и беды есть раздолье,
И свобода студёная есть.

Одиноко в дому и недужно,
Хоть шаром покати на столе…
Ничего мне, родные, не нужно,
Только знать, что вы есть на земле.

Доаукаться – надо-то крохи! –
Отзовитесь! – спокойно помру.
Хоть помянете просто и скромно.
Стыло, стыло стоять на ветру…

Он в угол смотрит вечерами.
Он к одиночеству привык.
Там – только рамки фотографий
Друзей далёких фронтовых.
Друзей далёких…

Вечер долог.
Старик давно от всех далёк.
Лишь иногда в померкшем взоре
Мелькнёт знакомый огонёк.
Огонь…

Огонь!
Сухая глина
Забила рот. Разрывы. Стон.
И привкус крови, тёплый, липкий…
И страшный звон…

Проклятый звон!
Уйти хоть в стылый мрак осенний
Из серой каменной тюрьмы,
Где беспощадно и всецело
Довлеет память над людьми.