Будто готовится мутное варево
И замышляется тайное зло.
Знаешь, мне страшно с собой разговаривать
И понимать отчуждение слов.
За полночь. Кто-то невидимый ахает.
Вечности близкой темнеет нора.
Время уходит короткими взмахами.
И на земле – ни кола, ни двора…
И всё-таки ведущими, главными, на наш взгляд, для поэта являются не темы, а сама музыка речи, которая естественно рождается из глубины дыхания, из тока крови по жилам. Эта музыка свободна в пределах классической формы, но столь же естественно она может приближаться к почти разговорной ритмической вольнице. Филатов любит свободные рифмы, усечённые созвучия, он не скован поэтическим метром. Все составляющие стиха служат одному – внутренней правде слова:
Свет очищенный, свет дочерний,
Августовский прохладный свет…
Так душа плывёт по течению,
Так внимают листве.
Эти дни отстранено синие
Отрывают взор от земли.
То ломая, то строя линию,
Журавли летят…
Стихи эти надо воспринимать в их естественной форме существования – как речь не письменную, а в первую очередь звучащую и творящую. Их мелодическое звучание пробивается и сквозь печатную – бронированную! – форму, требуют проговаривания, радости говорения в едином ритме с сердцем и Мiром.
…С Крещенья ещё не спадали морозы,
И все в куржаке вдоль дороги берёзы.
И чудится, эти морозные кроны –
Не кроны совсем, а застывшие звоны,
Тряхни – зазвенят, серебром облетая…
А ближе к апрелю – и сами оттают,
Наполнившись радостной, талой весною
И силой живою, и силой земною…
Проговаривание вслух – заговаривание, завораживание речью – усмиряет боль, утишает сердечные смуты, и верится, что к этим строчкам прислушается сама жизнь, помедлит, опомнится – и вернётся в свои берега, и двинется в путь, уготованный ей Богом.
И облака – в миру паломники –
Вновь обозначат мне мечту.
И снова май в душе надломленной,
И снова яблони цветут.
И снова яблони венчаются,
Как в детстве…
Как благая весть,
Свет радости и свет печали –
Сливаются в нетленный свет.
Надломлено – не значит сломано.
И светлых яблонь торжество
Едино, – будто в слове «родина»
Слились сиротство и родство.
Нина Ягодинцева, Челябинск
Из книг «Деревья», «В свете участи земной…», «Тверской, 25, Добролюбова, 9…»
«Ну, вот и февралю настал черёд линять…»
Ну, вот и февралю настал черёд линять.
Чернеют на снегу проталые нарывы.
И скоро наконец порадуют меня
Пернатая весна и толчея на рынке.
Карманы площадей и улиц закрома
Ещё хранят в себе останки зимней вьюги.
Но слух уже прошёл: вчера мятежный март
Ходил по деревням и полошил округу.
Почуяв, что грядёт, – наглели воробьи
И рассуждали вслух о близкой перемене.
И рваные края глубокой полыньи
Наметились уже в февральском низком небе.
«А жизнь оптимистична, чёрт возьми…»
А жизнь оптимистична, чёрт возьми!
Всего-то март, четвёртый зимний месяц…
А воробьи прозванивают мир,
И весело звенит в карманах мелочь.
Я на углу возьму цветов-гвоздик
У полусонной, хмурой, толстой тётки
И брякну ей:
– Мерси, я ваш почти!..
И тётка удивится полусонно.
Я ничего-то ей не прояснил
И ладно, пусть…
Явлюсь к тебе крылатый.
– Весна, – скажу, – весь мир вокруг звенит!
Устало спросишь:
– Что с тобой, Филатов?
«Звонкий говор сорок разносится…»
Звонкий говор сорок разносится…
Бесшабашная жизнь моя! –
Околесица, чересполосица…
Эх, апрельская колея!
Роща белая с чёрным выкриком
Молодых на хмелю ветвей.
И весеннее – гулким выстрелом
В голове звенит…
В голове.
Колобродит, вскипает, пенится
По оврагам, в ковше, вокруг!..
Мне не часто бывает песенно,
Чаще грустно, мой милый друг.
Но сегодня нежданной вестницей –
В небе тёплая полынья!
Трескотня сорок. Околесица.
Бестолковая жизнь моя…
Читать дальше