Олег Юрьев - Стихи и хоры последнего времени

Будут полные щеки заплаканы,
Как тогда, на том берегу.
И у книги страницы повырваны и оторваны клапаны,
Но я ее и там берегу.

В черной баночке вина
Тишина серебряна
И по кантику под вдох
Кислый ходит холодок.

Ой ты русское вино,
Я не пил тебя давно,
Хладный дух не выдыхал
От поднёбных полыхал,

Не засасывал грибца [6],
Не кусал от голубца,
Не хлебал горячий суп,
Потому что был я глуп,

Не впивался в холодец,
Так как был не молодец,
Был я, бедный, трусоват,
Зажигал на сорок ватт.

Но я больше не боюсь,
Перед смертью похмелюсь ,
Как со Смыком древний Гоп,
И пойду ложиться в гроб.

Босоногий голеган
Десять девок залягал [7],
А самую лучшую
Я этой песней мучаю.

Ты не плачь, не плачь, жена,
Елочка наряжена.
Елочка наряжена,
Рюмочка налажена.

В этой рюмочке вина
Темнота разрежена,
Так пригуби же за Аленькой
Свой стаканчик маленькой.

Ты не плачь, не плачь, жена,
Это все моя вина,
Но пока я весь живой
Под звездой сторожевой,

Под звездой сторожевой,
Под луной оранжевой
Испускаю тихий крик,
Будто с Гопом древний Смык.

Я был когда-то маленький,
Насупленный и хороший,
С Кузнечного рынка валенки,
Из ДЛТ галоши.

Во лбу шаровидной ушаночки
Красной Армии звезда,
А за спиною саночки,
Всё едущие не туда.

Я шел гулять во Владимирский сад
Сквозь ограды пролом с Колокольной,
В этот сад не смеет зайти снегопад
И уличный свет малахольный.

И нагло моргающий свет площадной
Останавливается перед решеткой,
И все пахнет неместной ночной тишиной
И счáстливой тьмою нечеткой.

Там сугробы немы, там деревья слепы,
Но меня туда больше не тянет —
Там заделан пролом, там гуляют попы.
Больше нет его… но и меня нет…

Здравствуй, коробочка рейнской сожженной зимы!..

Птица-воробушка не выбегает из тьмы,
Страшная птица-воробушка пулей тебя стережет,
Ходит по кругу, косо глядит, клю́ет снежок-творожок,
Правое, левое выворачивая плечо.

Паяна-клеена крыжечка и зáлита чем-то еще,
Паяна-клеена, чем-то еще залитá,
Но трогать не велено… да какие уж там золота?

Раз мне дозволили: что уж там, нá, посмотри .

Полупрозрачные лица смутно ходили внутри,
Сыро и смутно светилась полупрозрачная тьма.

Хватит, – буркнула птица. – Не то скосопыришь с ума!

бродский тучный – за тучей в засаде —
сеет перхоть на волглый карниз

обезьянка поет в зоосаде
каучуковым личиком вниз

в протекающих круглых галошах
пляшет чертом жираф по двору

сыплет солнечный мелкий горошек
аронзон в золотую дыру

лиска крутит по клетке колена
будто заяц она или бес

ну а вы – что вы шлете нам лена
из высоких и черных небес

Горит воздушная вода
В ночных фонариках летучих:
Они туда, они сюда,
Пока не пыхнут в низких тучах
И не исчезнут без следа.

Мы вышли рано, на заре:
Вода воздушная горела
Пунктирной сетью на горе,
Луна, как плоский глаз мингрела,
Не освещала и не грела,
И море пело на заре.
О чем, скажи мне, море пело?
Об августе? о январе?

О январе.

Уже все умерли, как оглядеться…
Пред кем гордиться тебе, гордец?
Где голос трубный? где грандецца?
Где сокрушение сердец?

Лежат навалены, в коротких юпочках,
И стынут волосы на голых бутылках ног.
Перья веют на шлемах разрубленных,
Вóроны щиплют лавровый венок.
Где голос трубный? где грандецца?
Где сокрушение сердец?
Лишь запах трупный, куда ему деться,
И конь великий, молодец!