Олег Юрьев - Стихи и хоры последнего времени

Да, это музыка, закованная в нем.

Да, это музыка, что нам еще слышна,
Пока горят глаза последних рыб бессонных,
И эта музыка, в затопленных кессонах,
Навеки с нами будет, дотемна.

…в степях баварии подгорной
где облако вечернее ползет пыля
и задевает о поля
трубою свернутой военною ль подзорной
из раструба искрóю ало-черной
подшерсток перелеска опаля —
так избегая изгибается земля…

…труба на западе а на востоке лира
в степных аллеях темные дубы…
и каменных овец мрачнеющие лбы
и все томительное совершенство мира
сейчас взовьется как полито с пыра
вколотится в воротные столбы и общей не уйдéт судьбы !

Чем ближе к северу, тем тишина яснее,
Тем треугольней бледная вода,
И искры звонкие в небесном самосее,
Как тыщи зябликов, летящих не туда.

Чем ближе к северу, тем плечи серебрее
У ив, глядящихся в пустые зеркала, —
Тем ближе к острову, где дуб Гипербореи
Скалу последнюю опутал в два ствола.

Чем ближе к северу, тем зябче рты свирели
У губ закушенных, сочащих белый йод,
И пальцы бедные дрожат, засеверели,
На скользких дырочках, откуда смерть поет.

на дырявых облачкáх
подбрюшья чем-то сизым запачканы
на корявых каблучках
барышня идет с собачками
в направлении зари —
как диана но подпоясанней —
под разрезные фонари
лип и тополей и ясеней
а ей навстречу от реки
шажками злыми и короткими
бегут стальные старики
тряся железными бородками

в мехах а дрожит аккордеон
косит цыганскими курсивами

так кто ж тут меж нами актеон
меж стариками некрасивыми

Пахнет снова детским пóтом
В тесных улицах метро,
И за каждым поворотом
Электричество мертво,

И на вихре криворотом
Из небесной пустоты
Опускается к воротам
Ангел чистый – это ты,

А из тьмы, что век не тает,
Из подземного дранья,
К тем воротам возлетает
Грязный ангел – это я.

Сколько бы ни было райского снега
На парусах молодого моста
Хлопают в липе гладкие крылья
Птичьи, воды́ и ее
Птицы в дожде остаются сухими
Встав на крыло и утратив объем
Как обучали в Óсoáвиахи́ме
В полунелетном тридцать четвертом году

Сколько ни падает райского снега
И затекает огнем на мостах
Птицы в окне остаются глухими
Ветер потерт на пожженных местах
Рыбы в воде остаются сырыми
Встав на перо и удвоив глаза
Снова зима занимается ими
Снова огонь занимается за

Снова взлетают бензинные осы
В белое небо где едет гроза

Осы Всевобуча в Óсoáвиахи́ме
В бело-небесном рыдающем льду

есть город маленький как птичья переносица
на светло-черной и сверкающей реке
чей шелк просвеченный не переносится
на свет прищелкнутый мостами на руке

и плывут напоминая сами
полуутонувшие мосты
корабли с подводными усами
под мостов коробчатые животы

и вздыхает тишина похожа
на воротника сухую ость…

шурши шурши раскрóшенная кожа,
гуди гуди продóлбленная кость

Это родина – тьма у виска,
Это родина – здесь и нигде,
Это ближнего блеска войска
Погибают в колодной воде,

Но загранного неба луна
Над колодой стоит с булавой —
Эта родина тоже одна,
И уйти бы в нее с головой.

Это родина – свет на щеке,
Это запах подушки сырой
И стрекочущий ток на щитке
За дырой, за норой, под горой,

Но сохранного неба луна
Наливает в колоду свой воск.
Эта родина тоже одна.
– И последняя родина войск.

В эту ночь сгорит вода
Вплывшего в луну прудá,
Облачного прýда —
От ночного трута.

Чтоб растлелся это трут,
Его птицы в гнездах трут
Из кривого прута —
И взмывают круто