Олег Юрьев - Стихи и хоры последнего времени

обкорнанных корней
взошедших из реки —
взошедших из реки
как ногти из руки

что остается – голь
бессонной пустоты
шагающие вдоль
бездомные мосты

кто расстается: день —
гора – огонь за ней —
и тающий елень
у тех ночных саней

вдоль виноградной пустоты
стоят шиповники-павлины
их опаленные хвосты
в пóлдня пылу неопалимы

их раздвоённые шипы
сияют только что из кузен
великолепны и слепы
пластинки их сребреных гузен

их расслоённые глаза
опушены́ слоеной хною
гóрла щекочет им лоза
своею тению стяжною

в них осы мертвые жужжат
вонзаясь в раны их пустые
и – хвостик судоржный прижат —
их лижут кролики простые

неба склон закрýжен облаками
– зáворот зáворот заворóт —
моря склад загружён клобуками
и развеванием бород
панночка бежит щебечет каблуками
– зá город зá город в огород! —

пеночка летит щекочет голосами
– пиррихий пиррихий пиррихий хорей —
а ямбов мы не знаем сами
их только совы знают из зверей
где звезды ни́зки и вязки́
на ни́зке тихо веющей
двойные сиплые свистки
в листве ночной – и в траве еще

морская брынза в небесах
бронза небесная в море
бормочет филин на басах
о гóре гóре гóре

– на горé на горé на заборе —
– на лугу на лугу на лугу —
– гу гу гу – угу —

Я забыл тишину – на каком языке,
Говорите, она говорила?
То ли русскую розу сжимала в руке,
То ли твóрог немецкий творила?

То ли ножик еврейский в межпальчьях мелькал,
Как дежурный обшлаг генерала?
Говорите, она была речью зеркал,
Говорите, она умирала?

Как я вышел из дóму к поклонной реке
И потек в направлении света,
Все слабела она в темноте, тишина,
Вся под сеткой светящейся лета.

Ускакал я в огонь на зеленом жуке,
Обнуздавши рогатое рыло…
Я забыл темноту – на каком языке,
Говорите, она говорила?

Я был твоим ночным песком
И шел по стеклышку пешком
В песок земной.
А ты не уходи за мной
По блеску надлóмленных игл
В сухое море тьм, в глухое небо мгл,
Сквозь корневищ осклизлых промежутки
Шутить со смертью шутки.

я был твоим нощным песком
бегущим пó небу пешком
(скребущим окна что подстыли
свечением двойным) – в пустые
коры коробочки лежать —
да и куда же еще бежать
в том небе – спящем?

одно там золото ночей
горит горé как бы огнь ничей
там птицы дохлые на сворках
там звезды в раздвоённых свертках
и я и я – нощной песок
во мгле этих стёкол и досóк
по склонам тех стекóл и дóсок
трухою соря из папиросок
горящей – бегу

а ты не спи моя душа
я швыдко пробегу шурша
простым песком в двойном окне
и ты забудешь обо мне

что-то сделалось с глубиной
с тёмно вздыхающей голубизной
между холмами —
вечер склубляется лубяной
ветер сглубляется ледяной
и месяц поблескивает стальной
в подгрудном кармане

и резать он будет и будет он бить
а все равно тебе любить
сколько хватит
жидкого сердца плоской луны
вздымленной крови едкой слюны
пока глаза твои солоны
и ветр на одном коньке катит

Где воду белую прядут
И вьивым ивам подают,
Туда плохие не придут
И серебра не подольют.

Прядясь, прядись, вода, вода!
А ива сивая, присядь!
Но нет, плохие никогда
Не будут серебром писать

По золотому серебру
Среди прозрачных, вьивых зал,
Когда я, милый твой, умру ,
Как ангел Аронзон сказал.

И этот просквожённый лес,
Как много лет назад в Сосновке,
И этот лоск, и этот блеск,
И мертвый снег на остановке,

И этот всхлип, и этот взрыд,
И враны, что стоят строями,
И неба склон, что взбит и взрыт
Плечистых елей остриями,