Саша Чекалов - Казни египетские

И – лишь могила им невеста! —

переступившим ту черту.

Давай же…

выйди к микрофону,

скажи в него святую гнусь,

и я —

приму любую форму

во сне кошмарном…

и проснусь.

Очнусь… а всё без изменений!

(Всё то же место, тот же век…

Всё тот же —

ТОТ же! – чудный гений

полуопущенности век)

И вдруг пойму…

О свет, ты тухнешь:

на сцене, в зале…

Сон, покой…

А эта ЯВЬ

возможна тут лишь!!

Но ТАМ —

не будет и такой.

Зачем вы гладите бельё?

Его же ведь НИКТО НЕ ВИДИТ!

(А скоро вечер… Дочка выйдет

гулять – вовсю беря своё …

но вы – не сможете.)

…К чему

такие жертвы?

Ни к чему же:

жрать лёжа снова будет муж и —

ронять на ситец ветчину.

…Одежду – понял бы ещё,

все эти юбки, кардиганы,

а так…

Заклятого врага мы

едва ли так же горячо,

как эту глажку, презираем,

и что же!

С раннего утра

вы с утюгом:

пора, пора…

и —

жжёте с раннего утра им

весь этот якобы сатин

и шёлк искусственный… плюс та же

заботливость – о трикотаже…

И так – до самых до седин.

А ведь умнее во сто крат

и дальновиднее бы было,

найдя красивого дебила,

с ним до утра

творить разврат …

Но нет, вы гладите бельё,

и плачет небо , наблюдая,

как женщина немолодая

(да и девчонка, ё-моё!)

несёт покорно гнёт ярма

традиционного маразма.

« Ну я просил же МНОГО РАЗ, ма…

НЕ НАДО, ма. »

…а под окнами было футбольное поле,

не рассчитанное на детишек, но мы —

часто дó ночи там ошивались! до тьмы!

…Видно, взрослых желающих не было, что ли? —

кроме парочки…

Вот, по воротам мы бьём,

подгребают: «А ну, пасанú , голубок», – и…

они были для нас – без булды, полубоги

в неказистом величии Жеста своём.

Всё на публику , факт! – это ясно и детям,

но… ведь искренне же наслаждение тем,

что – вот дядьки, которым достаточно тем

и без нас – и не ищут, куда себя деть им,

но, однако, снисходят: «Давайте, народ…», —

разбивают на горе-команды, и тоже —

как заправские мы – наши пасы итожа,

хищно целятся в голую раму ворот…

Это годы спустя понимаешь: наколки,

как и майки, и треники, – признак того,

что, когда не с детьми ты – вернее всего,

либо пьёшь, либо спишь на обшарпанной койке.

Лишь на горе-романтика действует шарм

уголовных манер, кадровик не оценит.

…На душе тяжело, ни кровинки в лице нет

(ибо не на что ) … что ж говорить по душам! —

лучше мячик гонять, помыкать мелюзгой,

размякая от заворожённого взгляда

карапуза, который по стилю наряда

не способен понять:

полубог-то – изгой.

Лучше бить , без разбору! —

до той темноты,

где не видно, попал ли, дурак, по воротам,

мазанул ли…

Скрывается за поворотом

та судьба, что любому подходит! – но ты

это ты…

И поэтому – просто дружи с ней:

по-мальчишески…

«Вейся в ночи, ворожи,

по-любому – любые приму виражи:

не от самой хорошей, но всё-таки – жизни!»

…Дядя Коля, не так ли?.. и дядя Семён…

или нет… Позабылось. Назвать бы и рад, но…

«Просто помни то поле под окнами, ладно?

И не надо имён.»

« Полон был кир печали

в те непростые дни… »

НЕТ!

Мужики встречали

радостно (только пни,

чтобы очнулся) каждый

шанс обмануть тоску!

… Есть ? Ну, и стой, не кашляй

в очереди к ларьку.

Банки, бидоны – быстро…

медленнее чуток

полнится им канистра:

ради чего исток

и учреждён властями…

Терпим: не баре …

Тяп-

ляп – и себя гостями

не чувствуем тут хотя б.

…Мир —

расступился в стороны,

преобразился!

Все —

оливеры как бы стоуны:

сквозь объектив – росе

солнышко светит…

Здесь-то

и захлёстывает оно вновь,

пьянство моего детства —

плеском советских снов,

радостью, что смолчали

и – уцелели .

…Щель

меж вечными кирпичами…

Вечер. Тарелка щей.

Шёпотом – сказка «Репка»

( детка – с полсотни кил:

чтоб разговор хоть редко

перевести на кир )…

Вспомни, как мы гуляли ,

выросшие едва;

как она меж дверями

буйно росла, трава…

Кашлял ханыга в очереди,

струйка текла в бидон,

вряд ли туманя очи

грёзами о «потом»: