Геннадий Александровский - Странник по жизни (сборник)

Несутся тучи с гор, стирая
Дождями летние следы.
Смотрю, как тихо отгорают
На клумбах поздние цветы.

Покоя нет. Он только снится.
И даже в южной стороне,
Где пальмы – женские ресницы
Грустят, но только не по мне.

Привязаны к своим причалам,
Как кони к стойлам, катера.
А море стылое рычало
И выло зло по вечерам.

По набережной каждый вечер,
От вольной жизни одурев,
Пасется стадо человечье,
Одежды модные надев.

Здесь у мужчин глаза, как угли.
И каждый холост или вдов.
Джинсами задницы округлив,
Девицы ищут женихов.

Такая осень здесь впервые.
И на душе такая ж стынь.
Дать что ли богу чаевые,
Чтоб солнце в Ялту отпустил?

Но бога нет. И небо в тучах.
И дождь, как проклятый, идёт.
Ах, эту осень встретить лучше
Мне было б у родных ворот.

Ну а пока с тоской взираю
На мир осенней маяты,
На то, как тихо отгорают
На клумбах поздние цветы.

А какие растут здесь пальмы!
А какие цветы цветут!
Но подсказывает мне память,
Что в России дожди идут,

Что в России давно уже осень,
И метелью шумит листопад.
И взволнованно сердце просит
Возвратиться скорее назад.

А какое здесь море синее!
А как улицы здесь чисты!
Только мне дороже Россия,
Даже если там грязь и стынь.

И совсем уж немного осталось
До отъезда в родные края.
Вот уже поднимает парус
Острокрылая яхта моя.

И умчусь в край берёз и сосен,
Где оставил я сердце своё.
А в России давно уже осень
Журавлиную песню поёт.

Один в квартире. День морозный.
Дела не клеятся никак.
Из зеркала глядит серьёзно
Один стареющий дурак.

Он мне противен. Что за морда?
В глазах отчаянье и злость.
Как будто при честном народе
Ему втолкнули в горло кость.

Иди ты к чёрту, старый скептик,
И зеркало переверни.
Пока ещё на этом свете
Есть нераспаханные дни.

Всё нет покоя взбалмошной душе.
Мне снятся сны из давнего былого.
Те сны, как типографское клише,
Пережитое повторяют снова.

Я помню всё: землянку и мороз,
Горящих дров законченность мелодий.
И, не оттаяв инея с волос,
Мы шли на стройку в неизвестный подвиг.

Война была на фронте и в тылу.
И каждый гвоздь казался нам снарядом.
И жизнь казалась сделанной как надо.
И все невзгоды таяли в пылу.

Да, мы ковали торжество побед.
Пусть это и звучит сейчас банально.
Пусть те, кому сейчас семнадцать лет,
Подумают о жизни нашей дальней.

А по ночам мне часто снятся
Неведомые города,
И я хочу попасть туда
И в переулках затеряться.

Ещё мне снятся поезда.
И я куда-то еду, еду —
Или добыть себе победу,
Или исчезнуть навсегда.

Порою снятся мне цветы —
Поляны солнечных ромашек.
Весь мир по-новому окрашен
И явит светлые черты.

Ах, эти сны – игра теней!
Зачем вы память тормошите?
Ведь всё равно вы не решите
Проблемы старости моей.

Мне говорят: да ты почти святой,
Не пьёшь, не куришь, скромный и простой,
Ни мебелей, ни золота, ни книжки.
Всего богатства: дети да нервишки.

Не думал я об этой святоте
В толкучке лет, в текущей суете.
Но знаю я, что нет меня богаче
Тем, что живу вот так, а не иначе.

Что жил я вместе со своим народом
И в радостные дни и в непогоду.
Какой бы ни возник в душе скандал —
Я Родину свою не покидал.

И если снова суждено родиться,
Хочу таким же снова повториться.

Я топчу по утрам росу,
И хожу, и смеюсь, как маленький.
Ах, какие грибы в лесу,
В подмосковном лесу под Чапаевкой.
Только я те грибы не рву.
Мне грибов никаких не надо.
Я нашёл их на дне во рву
Вместе с гильзою от снаряда.
Этот ров был окоп или нет?
Может, пушка во рву стреляла?
И теперь, через сорок лет
В моей жизни войну повторяла.
Шепчет реквием жёлтый клён.
И сосна отпевает тризну
Над героями тех времён,
Жизнь отдавшими за Отчизну.
Не стащил я гильзу в музей.
Не по нраву мне школьная мода.
Этот ров – сам себе мавзолей,
Память сорок первого года.