Андрей Драгунов - Дни. Поселковая поэзия

5
Каблук ударился об пол и было звонко…
полоска – свет от фонаря, как тень ребёнка,
которого и ты, и я всегда хотели —
тогда в начале января… в конце недели.

О, старые морщинистые руки,
таскавшие песок и грязь на стройку
большого дома… может быть от скуки,
а, может быть, чтобы забыть про койку
в пустой квартире… и не спиться раньше —
положенного срока… не забыться —
от осознания, что – больше – нету – дальше…
и вечером в тоске своей напиться…
потом уткнуться в грязную подушку,
вдыхая собственный свой запах перегара,
а утром мыть издёрганную душу…
и есть яичницу со сковородки старой.

В окне всё то, о чём – не пожалеть —
уже потом… то есть – картина мира:
собака, дерево, фонарь горит на треть —
от мощности, дорожка до квартиры,
в которой я и, чёрт возьми, окно,
в которое гляжу – не отрываясь…
немного неба, но оно – одно,
размноженное тем, что все скрывают,
то есть – любовью. Ветрено и дождь —
картина мира – в сточную канаву
сливается – стекает – не поймешь —
что выдумка, а что её – по праву
наследницы. Холодная вода
перетекает, как меридианы —
из карты в карту, чтобы иногда
быть в курсе – где покинутые страны…
деревни, поселенья, города —
из бывших жён, куда – лишь – только – мыслью,
не возвращаясь больше никогда,
ну, разве, в той, другой – возможной жизни.

…и подпись сокращается до «А» —
из пункта «Д»… В процессе сокращенья
объект состарился – до пыльного угла,
в котором вариант преображенья —
не так хорош – не как могло бы быть…
Хромой стрик идёт из магазина
с одним вопросом – Жить или не жить!.. —
в пейзаже запах жареной резины,
гнилой травы, дешёвых сигарет —
в войну такие шли по разнарядке,
как говорили – с родины привет…
и подпись в разлинованной тетрадке —
за получение. Объект из пункта «А»
спешит добраться до своей квартиры,
чтоб букву «Д» увидеть из окна…
и сохранить – чуть-чуть ориентиры.

…и потолки такие, что небо – ближе,
даже туман вползает чуть ниже крыши
и растекается – будто бы – был обижен…
тем что его сослали на землю – свыше…
дальше обычного, к чужому, увы, порогу,
откуда – уже – автобусом – по расписанью…
далее поездом, где проводница за ради Бога —
напоит чаем и выслушает признанья
беглого пасынка облака – в грязном тамбуре…
Знал бы отца сидел бы послушно дома…
не гулял бы по миру вместе с цыганским табором,
а где-нибудь рядом в парке, где всё знакомо.

Чем пахнет утро понедельника?
Горячей булочкой… и чаем.
Возможностью быть собеседником
того, с кем встретился случайно…
и разделил с ним воскресение…
ещё ноябрьским туманом,
травой неубранной – последнею
и дворника – хмельным обманом,
что уберёт до потемнения
и будет пахнуть лишь морозом —
слова его – для утешения —
не более – так – не серьёзно,
поскольку – понедельник, утро —
не до травы, не до работы…
Кукушка – не года – минуты —
отсчитывает для кого-то,
кто выжил утром понедельника,
договорившись о прощении —
под чай на кухне – с собеседником,
что встретил прошлым воскресением.

Я привык засыпать под шипение телевизора
или под трещание репродуктора…
под верещание соседа капризного,
почти, как женщины – в форме кондуктора —
контролёра на станции – так!.. – озвученное одиночество…
то есть, койка в комнате, заставленной книгами,
не вникая в прочитанные пророчества —
всего – телевизор – с переводными фильмами…
Просто привычка… потрескивание поленьев —
почти снотворное, выписанное в поликлинике,
сваренное из листьев редких деревьев,
но однажды выпитое пьяными собутыльниками —
до последней капли… Спасаешься телевизором —
новостями из прошлого, чужим – слишком громким голосом,
то есть, снотворное, сделанное провизором —
было для школьного возраста – не для взрослого…
и засыпаешь, как будто не будет завтрака…
крепкого кофе и выкуренной сигареты —
на пустой желудок… и дикторша – вдруг – заплакала,
что не стало певца, а это – плохая примета.