Погубила она.
Не стучат их сердца,
Остановлена кровь
Притяжением страшных
Магнитных миров.
Я блуждаю в безлюдье,
В безмолвии дня.
Я кричу,
Но они не находят меня.
Только эхо гудит
В зеве чёрной дыры.
Только тянут, как омут,
Иные миры.
Покуда не сгинут, не схлынут
помои телесных страстей,
дотоле Небесному Сыну
распятьем платить за детей.
Играйте, как дети. Живите,
не помня о завтрашнем дне,
в карающем вихре событий,
в минуту, как в Бездну летите,
сгорая и плавясь в огне
беспамятства. Это спасенье
нам послано свыше – пока
прокатятся смрадом весенним
греховные злые века.
Но дети безумны, как дети —
им хочется в Завтра. И вот
уже на подходе к планете
в анналах отмеченный год!
Там, за первым, высоким синим,
За серебряным хладом зимним,
Есть хрустальное
Небо дальнее,
Где летают тела астральные.
А за ним —
Золотое третье,
Где мы всех,
Кого любим, встретим.
Навсегда будем вместе с ними
За серебряным хладом зимним…
В белом гипнозе
февральского снега,
в белом,
гибнуть так трудно
Душою и телом —
в белом.
В белом пространстве
мой сын
совершенно один-
и темно…
Боже, спаси его!
Мне не дано!
В КОСТРЕ ОСЕННЕГО РАЗЛАДА
В костре осеннего разлада,
в дыму октябрьской нищеты
мне ничего уже не надо-
ну, может быть, немного яда,
чтоб улететь от суеты.
Но жизнь бессовестно и метко
бросает новую узду-
берёзы солнечную ветку
да злых дождей живую сетку
и, обманувшись, я иду
за этой веткой запоздалой,
за голубым сияньем дня,
забыв, что времени так мало,
и нет в нём места для меня.
Такая тишь – оранжевая, злая.
С пустынных крыш
стартует дым столбом.
И ничего о жизни я не знаю,
хотя живу. Но разве дело в том?
Слоёный луч вечернего светила
с далёких круч протянется к плечу.
Мне это наваждение претило,
и время ни секунды не скостило,
но я всегда ходила по лучу.
Погаснет луч, я падаю и плачу,
а, может быть, не плачу, а смеюсь.
Сегодня я надеюсь на Удачу.
Сегодня я уже не разобьюсь
Кажется, я не выживу.
Кажется, не смогу.
Сердце телёнка рыжего
слышу в ночном снегу.
Молча он леденеет
в страшном своём хлеву.
Значит и я сумею,
сколько-то проживу.
Сердце слепого в о рона
слышу ещё стучит.
Ночь не смиряя норова,
мне подаёт ключи.
Значит, открою утро,
значит увижу свет.
Может быть, это мудро.
Может быть – нет
Странник прошел мимо окон.
Кротким страдающим оком
в душу он мне заглянул.
Съежившись и не дыша,
вдруг задрожала душа.
Что же прозрела она?
Путь…
Середина воскресенья,
окончанье ноября.
Вот и заберег осенний,
вот и солнце светит зря.
Еле выглянуть успеет —
провалилось, не найти.
Только звёзды с неба сеет
жёрнов Млечного Пути.
Снова сердце мягкой лапой
кошка – ночь сожмёт в игре.
Но не смей от боли плакать —
то ли будет в январе.
Темнеет.
А ночи всё глуше.
И так тяжело, тяжело,
как будто одна я на суше —
всё вымерло, всё полегло.
И там, где когда-то сияло
пространство Зелёного Дня,
осталось так мало, мало
от прежней, весёлой, меня.
Темно за спиной – на восходе,
закат утопает во мгле.
Да что это? Где происходит?
Неужто со мной, на Земле?
Снежок над Душою кружится,
и время моё истекло.
И в сердце нацелена спица
прозрачная, словно стекло.
В ночном лесу стозвучным эхом
сибирский плачет соловей.
На Млечный Путь мой конь заехал.
Эй, Горбунок, лети резвей!
Я не хочу на Землю снова-
там росы больно холодны,
а зимы долги и суровы,
и мало лета и весны.
И людям дышится и спится
тревожно так и тяжело.
Их столько в землю полегло,
а сколько их туда стремится!
Я не хочу на Землю снова-
лети, подковами звеня!
Звезда – потерянное Слово —
в зелёный лес упасть готова.
Я не хочу на Землю снова!
Куда же ты везёшь меня?
Коромысло Времени качнулось,
и плеснулось Время через край.
Ахнуло, аукнуло, проснулось,
Читать дальше