Николай Мурзин - Аврора ноябрей. Сборник стихотворений

Старый несчастный кот

Серым дождем на крыше

Желтым огнем из окон

Черным холодным небом

Хорошо ловится слепой крот

Чем горевать, попробуем веселье;

Пускай фальшивит поначалу голос,

Привыкший к бормотанью, а не к пенью,

И с мачты опадает вялый парус –

Чем горевать, попробуем веселье.

Неужто не был зван на пир ни разу

Твой бедный, твой слепой, заблудший гений,

Что судит мир, едва открытый глазу,

Оцепеневши от увечья воли,

Окаменевши под резцом несчастья,

Не вызволенным от ужасной доли –

Быть альковом невышепнутой страсти?

Как жало плоти – но чужой, жестокой,

Как расщепленье атома печали

На минус-минус рока и порока,

На плач земли и обольщенье дали –

Он был, и есть. А дальше быть – не хочет,

И как ни подстрекай его, он ляжет

Устало в поле, и с приходом ночи

Исчезнет, как пришел к тебе однажды,

И тьма его конца равна началу,

И если он воскреснет – то пребудет

Все там же, при костях немых и малых,

Из коих он биение добудет,

Как слабый костерок под черным ветром,

В обманутой доверчивости братской

Взирая бесконечно, безответно

На шлак твоей бессмысленности адской.

О боже, боже мертвого блужданья,

Ты вместо звезд огни святого Эльма

Возжег на небе! Не избыв страданья,

К чему фальшивить, требуя веселья?

Но шепчешь мне холодными губами,

Все так же одиноко каменея:

Я, кажется, все понял про страданье;

Быть может, нам попробовать веселье?

Я пишу с войны, которой нет,

А они – с натуры блеклых лет.

Бог непроходим, неторна мгла –

Ангел просигналил взмахом белого крыла,

Ангел просигналил «уходите, уходите!»

Взмахом обреченным непокорного крыла.

Я пишу войну, где нас убьют,

А они – девчоночку поют.

Пусть неплох один, другой хорош –

Только все пропали ни за грош.

Ну а я – я горше пропаду:

Раем тихо с краешку пройду,

Но, даст бог, найду свою звезду –

Если не сойду с ума в аду.

Мне б звезду! И смелость к ней лететь,

Вечное не смаргивать, смотреть

В сердце раскаленнейших веществ,

В зореванье светлых и невиданных существ…

Так иду, прижав огонь к себе.

Знал бы кто: постыл обман мирской,

Так постыл, что мочи никакой.

Только силы нет такой,

Чтоб взять назад обет.

Страшно здесь идти – в кромешной мгле,

Страшно быть с тобою мертвым, ворошить угли в золе,

Сажей лепесток марать,

Страшно врать – и снова брать

Жизнь и кровь твою для дела,

Провожать на вздох от тела

В черноту; война, которой нет,

Кто мне положил те крылья, словно вето вет?

Жизнь – окаменелый завиток

Темных эр, пещер и шхер,

Ста заветов, тысяч вер,

Голос тех, кто умер, одинок…

Ты ее возьми в свою ладонь, археолог.

Ты, грядущий в бездне звезд, в итоге лет-нулей –

Будь меня крылатей и смелей.

За что мне быть с кровью в ссоре?

За то, что вскипала резво,

За то, что бодрилась в жилах,

Пока я ворчал на лямку?

За что мне быть с кровью в ссоре?

За то, что нажгла калорий,

За то, что тащила в гору

Одна моих дней повозку?

За что мне быть с кровью в ссоре?

За то, что толкала к людям,

И сердце другое сердце

Слушало через кожу?

За что мне быть с кровью в ссоре?

За то, что старалась, грела,

За то, что всегда бежала

Мой каждый метр как последний?

Не ждите вы нашей ссоры.

Над кроваткой не склонялся,

Погремушкою не тряс,

По округе не слонялся,

Чтобы встретить в добрый час,

Гений, мыслей передатчик,

Расточитель волшебства…

И сироткой вырос мальчик,

Все мечтавший о словах.

И бродил он в душном доме,

И немотно голосил,

И не знал он бога, кроме

Повелителя злых сил.

И с ума сходил, и старым

Он с пеленок в сердце стал,

И с утра до ночи тварей

Безответных все пинал.

Так и было, так и было.

Но предался вдруг народ

Разоренью гнезд, и с пылом

Обозлившихся сирот,

Вырывая богу чресла,

Отрекаясь от отцов,

Что давно от них отреклись,

Запоздалых бил гонцов.

Над кровавою равниной

Протянулся дымный след –

Опаленных серафимов

Рвущий душное балет.

Мальчик был о первом ряде,

Бледный, все рукоплескал –

Но распался в нем, как радий,

Безответности кристалл.

И вернулся он с любовью

В дом, открытый для меча,

Напоив своею кровью

Всех, кого ни повстречал.