Николай Асеев: Сборник стихотворений

Если ночь все тревоги вызвездит,

как платок полосатый сартовский,

проломаю сквозь вечер мартовский

Млечный Путь, наведенный известью.

Я пучком телеграфных проволок

от Арктура к Большой Медведице

исхлестать эти степи пробовал

и в длине их спин разувериться.

Но и там истлевает высь везде,

как платок полосатый сартовский,

но и там этот вечер мартовский

над тобой побледнел и вызвездил.

Если б даже не эту тысячу

обмотала ты верст у пояса,-

все равно от меня не скроешься,

я до ног твоих сердце высучу!

И когда бы любовь-притворщица

ни взметала тоски грозу мою,

кожа дней, почерневши, сморщится,

так прозжет она жизнь разумную.

Если мне умереть – ведь и ты со мной!

Если я – со зрачками мокрыми,-

ты горишь красотою писаной

на строке, прикушенной до крови.

Мысль, вооруженная рифмами. изд.2е.

Поэтическая антология по истории русского стиха.

Составитель В.Е.Холшевников.

Ленинград: Изд-во Ленинградского университета, 1967.

Рука тяжелая, прохладная,

Легла доверчиво на эту,

Как кисть большая, виноградная,

Захолодевшая к рассвету.

Я знаю всю тебя по пальчикам,

По прядке, где пробора грядка,

И сколько в жизни было мальчиков,

И как с теперешним не сладко.

И часто за тебя мне боязно,

Что кто-нибудь еще и кроме,

Такую тонкую у пояса,

Тебя возьмет и переломит,

И ты пойдешь свой пыл раздаривать.

И станут гаснуть окна дома,

И станет повторенье старого

Тебе до ужаса знакомо…

И ты пойдешь свой пыл растрачивать…

Пока ж с весной не распрощаешься,

Давай, всерьез, по-настоящему,

Поговорим с тобой про счастье.

Три века русской поэзии.

Составитель Николай Банников.

Москва: Просвещение, 1968.

Слушай, Анни,

твое дыханье,

трепет рук,

и изгибы губ,

и волос твоих

колыханье

я, как давний сон,

берегу.

Эти лица,

и те,

и те,-

им

хоть сто,

хоть тысячу лет скости,-

не сравнять с твоим

в простоте,

в прямоте

и в суровой детскости.

Можно

астрой в глазах пестреться,

можно

ветром в росе свистеть,

но в каких

человеческих средствах

быть собой

всегда и везде?!

Ты проходишь

горя и беды,

как проходит игла

сквозь ткань…

Как выдерживаешь

ты это?

Как слеза у тебя

редка?!

Не в любовном

пылу и тряске

я приметил

крепость твою.

Я узнал,

что ни пыль,

ни дрязги

к этой коже

не пристают.

И когда

я ломлю твои руки

и клоню

твоей воли стан,

ты кричишь,

как кричат во вьюге

лебедя,

от стаи отстав…

1928

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

1

Смотри! Обернись! Ведь не поздно.

Я не угрожаю, но – жаль…

И небо не будет звездно,

и ветви остынут дрожа.

Взгляни, улыбнись, еще встанешь,

еще подойдешь, как тогда.

Да нет, не вернешь, не растянешь

спрессованные года!

И ты не найдешь в себе силы,

и я не придумаю слов.

Что было – под корень скосило,

что было – быльем поросло.

2

Ты меня смертельно обидела.

Подождала, подстерегла,

злее самого злого грабителя

оглушила из-за угла.

Я и так и этак прикладываю,

как из памяти вырвать верней

эту осень сырую, проклятую,

обнажившую всё до корней.

Как рваный осколок в мозгу,

как сабельную примету,

я сгладить никак не могу

свинцовую оторопь эту.

3

От ногтя до ногтя, с подошв до кистей

я всё обвиняю в тебе:

смешенье упрямства и темных страстей

и сдачу на милость судьбе.

Я верил, что новый откроется свет -

конец лихорадки тупой,

а это – всё тот же протоптанный след

для стада – на водопой.

Так нет же! Не будет так! Не хочу!

Пусть лучше – враждебный взгляд.

И сам отучусь, и тебя отучу

от жалоб, от слез, от клятв.

Прощай! Мне милее холодный лед,

чем ложью зажатый рот.

Со мною, должно быть, сдружится зима

скорее, чем ты сама.

Прощай! Я, должно быть, тебя не любил.

Любил бы – наверно, простил.

А может, впустую растраченный пыл

мне стал самому постыл.

1935

Николай Асеев. Стихотворения и поэмы.

Библиотека поэта. Большая серия.

Ленинград: Советский писатель, 1967.

Шел дождь. Был вечер нехорош,