Софья Хромченко - Добрая память

Пить попросил. Алексей ковшик подал.
В ведрах стояла вода. Зачерпнул
Чистой воды торопливо, холодной,
Гость жадно выпил и молча вздохнул.

«Ищут тебя», – Алексей сказал. – «Знаю.
Ты не пугайся… К себе я пройти
Думал двором твоим». – «Я понимаю.
Сам так построился…» – «Как там… мои?» –

«Да ничего. Живы все и здоровы».
Втайне Матвей сразу думал узнать,
Ждет ли жена, не ласкала ль другого.
Но не решался ее посрамлять.

Он и не шибко-то знал Алексея.
Жили в соседях, но дружбы меж них
Не было. Тот поглядел на Матвея,
Понял вопрос он в глазах голубых.

«А молодец, – проронил, – твоя баба!
Знала – вернешься… Уж коли пришел,
Так расскажи, как случилось хотя бы,
Что ты в бегах». – «Я к начальству пошел.

Цехом петицию мы написали,
Чтоб, – был начальником цеха у нас
Сволочь, – с нас штрафы безбожные сняли,
Что налагал без причины не раз.

Как мы трудились! Считай, в цеху жили!
Я стал петицию эту читать.
Начальник полицию вызвал – схватили.
Со мной человек было шесть или пять.

Тот объявил: дескать, воду мы мутим,
Хаем царя. Нас в участок вели.
Зря оболгали, уж коли по сути!
Вижу – конвойный из нашей родни.

Вот тебе на! (В Москву тоже подался.
Только в полиции стал он служить –
Федотка Семенов.) Я было сбирался
Его подлецом во всю мочь окрестить,

Он на меня поглядел осторожно
И головой покачал. А потом
С дороги в участок свернул, тут тревожно
Шепчет мне: «Прыгай!» Был слева забор.

Он сделал вид, что поднять наклонился
Что-то, а я влез на спину ему
Да сиганул… Он в село воротился?» –
«Нет, тоже канул». – «Себя в том виню…

Ну, ничего, авось свидимся где-то!
Я сперва в нашей округе-то был,
Позже смекнул: не годится мне это.
Подался в столицу. В столице и жил.

Скоро опять революция будет». –
«Была уж одна [7] Имеется в виду революция 1905 года. . Может, врешь?» – «Поглядим…
Что нам бояться? Простые мы люди.
Собак привяжи, и пойду я к своим.

Только отцу обо мне ты ни слова.
И никому. Я пришел за женой». –
Тайну хранить попросил Журавлева.
Тот обещал – сбережет как немой.

С тем и простились. А прямо наутро –
Пристав в село: «Не бывал ли Матвей?» –
«Как ему быть? – Журавлев бросил хмуро. –
Вы, знать, устали от службы своей.

Ливень с утра, у меня обождите.
Жалко мне вас. Сколько лет всё гляжу,
Труд ваш полезный». – «Добро говорите».
Ну, так и быть, пока дождь, посижу.

Оно бы, конечно, по службе не надо…
Но …» Журавлева тут вышла жена,
Будто бы гостю была тому рада.
Замысел мужа тотчас поняла.

Она разговор ночной тоже слыхала.
Коли решил про Матвея молчать,
Сама, даже с мужем, о тайне молчала.
Пристава стала семья угощать.

Живо и ласково с ним говорили,
Тот и забыл про всё. Добрым вином
(Как отказаться?) его угостили
И не радел он о долге своем.

Опомнился – вечер. «Хорошие люди, –
Думает, – и отчего на селе
Их, я слыхал, откровенно не любят?
Уж не солгут они, кажется мне.

Поеду отсюда! Ах, всё надоело!»
В соседском коровнике той же порой
Робко на мужа Авдотья глядела:
Больно чужой он с такой бородой!

Дрожь унимая, к нему прижималась,
Слезы катились, катились из глаз…
«Поедешь со мной?» – «А куда б я девалась?
Дочь не видал! Погоди, я сейчас!» –

«А ведь и правда, что Сони не видел
Целых семь лет! Может, дочку мою
Кто без меня грубым словом обидел?» –
Думал Матвей. Привела дочь к нему.

Соня на рослого дядю глядела.
К матери жалась; что папа пришел
Той объяснила при нем, как умела,
Ласково мать. Дочь он взрослой нашел.

В прошлом году девять лет миновало!
Десять уж будет. Она на него
Смотрела внимательно – запоминала.
В памяти не было детской его.

Ей за отца Власий тут приходился,
С внуками строгий, ее защищал,
Коли обидят, а сам не сердился.
Ею по сыну тоску замещал.

Отец обнимать дочку бросился. Соня
Молча стояла. В тот миг полюбил
Дочь свою поздней отцовской любовью…
Ей про отъезд скорый сам объявил.

«Смотри ж, доверяю, не выдай секрета».
Молча кивнула. Казалось, ждала,
Как увидала отца, она это:
Жить им нельзя здесь – сама поняла.