Габдулла Тукай - Последняя капля слезы

Не горел бы я, если б ты жгучим огнём не была,
Я не плакал бы, если б ты поводом слёз не была.

Я бы грусть позабыл, я оставил бы песни свои,
Если б ты порождающей горе моё не была.

Волноваться не стало бы пенное море любви,
Если б ты ураганом, вздымающим вал, не была.

Утешался бы я, на луну да на солнце смотря,
Если б ты затмевающей их красоту не была.

Ради жизни покинул бы глушь одиночества я,
Если ты бы стеной между жизнью и мной не была.

От души бы, как дервиш, я Богу хвалы возносил,
Если б дьяволом ты, искушеньем моим не была.

Никогда бы погибели я для души не просил,
Если б ты помутившей сознанье моё не была.

Как Меджнун, не смеялся бы я в ослепленье любви,
Если б ты подшутившею зло надо мной не была.

На стихи походили бы строки пустые мои,
Если б ты отнимающей память мою не была.

Пиши, ясней пиши, перо, и пробуждайся ото сна,
Ведь на земле уже давно весна, лучистая весна!

Пиши, перо моё, пиши, хоть пару строчек напиши,
Чтоб на бумагу перешли волненья сердца и души.

Уже вокруг журчат ручьи весенней радостной поры,
Туман восходит над землёй, восходят синие пары…

Они сгущаются, как дым, и взору чудится тогда,
Что заволакивают мир туманы Страшного суда…

Льды воскресают и плывут, несомы чёрною рекой,
Дробясь, сшибаясь, рвутся вдаль, могильный позабыв покой!

Внезапно кажется тебе, что в судный час со всех концов
На сборище воскресших душ стремится войско мертвецов,

Что вдруг тряхнул рогами бык и Землю удержать не смог,
Что света божьего конец вдруг протрубил могучий рог,

Что все усопшие спешат к порогу Страшного суда:
Какие – в рай, какие – в ад, и неизвестно, кто куда!

Вселенную в зловещий час объемлют ужас и испуг,
Повсюду страшный шум и гам, перемешалось всё вокруг!

Природа в этот грозный миг теряет вид привычный свой,
Как на закате облака – даль стала жуткой и рябой…

Но вскоре истинный свой цвет находят небо и земля,
Готовь зерно, паши и сей, работай, душу веселя!

И солнце сеет с высоты лучи горячие свои,
И прояснился наконец печальный, тёмный лик земли.

В напрасной ярости зима уходит в стуже и снегах.
И шелковистая трава зазеленела на лугах.

Так обновляется всегда готовый к праведным трудам,
Так воскресает люд земной, чьи предки Ева и Адам.

Так с наступлением весны я размышляю ясным днём –
То о кончине я грущу, то восхищаюсь бытиём.

Как счастлив младенец, пока ему колыбель широка;
Для маленького паука малейшая щель широка.

Потом, доживая свой век, задумается человек:
Могила – весь мир, а кому такая постель широка?

Если дорог столь тебе я, знанья мне свои открой,
Поделись своей культурой, как сокровищем, со мной.

Ты же предлагаешь: «Хочешь, душу всю тебе отдам!»
Для чего твоя душа мне, что мне делать с той душой?

Впустую мельница кружится, зерно не мелют жернова, –
Напрасно пыжишься, бедняга, твоя поэзия мертва!

На свете много есть ремёсел, трудись иначе как-нибудь!
Своими грязными лаптями зачем ты топчешь чистый путь?

Пора уже тебе признаться в убогой немощи своей.
Ворона жалкая, о, разве ты можешь петь как соловей?

Не надевай поэта маску, видна отлично масть твоя.
Не хочешь без хвоста остаться – не суйся в клетку соловья!

Лошадей в упряжке пара, на Казань лежит мой путь,
И готов рукою крепкой кучер вожжи натянуть.

Свет вечерний тих и ласков, под луною всё блестит,
Ветерок прохладный веет и ветвями шевелит.

Тишина кругом, и только мысли что-то шепчут мне,
Дрёма мне глаза смыкает, сны витают в тишине.

Вдруг, открыв глаза, я вижу незнакомые поля –
И разлуку с отчим краем всей душой почуял я.

Край родной, не будь в обиде, край любимый, о, прости,
Место, где я жил надеждой людям пользу принести!