Максим Каминский - Стихотворения. Нью-Йорк, 2018

Победитель жизни – змей воздушный —
шлёт с небес воздушный поцелуй,
но уже растоплен полюс южный
океаном слёз, потопом струй.

Льётся чистой, мощною струёю
с неба в сердце мёртвая вода,
и не в силах справиться с собою,
человек уходит в никуда.

Ерунда всё это, чушь, пустое.
Будешь спорить?
Отвечаю: – Да.

Впрочем, нет. Бессмысленно об этом,
коль разделены вода и твердь.
Всё, конечно, происходит летом.
Лето – это маленькая смерть.

Не зря тебя ругают и корят,
на все лады твоё пинают имя
друзья так называемые – ими
твоя дорога вымощена в ад.

Дорога в ад, а вдоль неё цветов,
деревьев, трав развесистая клюква,
рукой заботливой подкинутая кукла
всех отзвеневших дантовых кругов.

Но буква ль дух? Спроси-ка у болот,
у незалёжных залежей метана,
у тех, кто этим дышит постоянно,
у тех, кого водой и тиной рвёт.

Они тебе ответят криком птиц,
сиреневым в ночи кромешной воем,
но мы ж друзья с тобой, и значит, нам обоим
пора умыться правдой наших лиц.

Не ссы, дружище, мы ещё построим
по-над крутым берёзовым покоем
град-солнце перевёрнутых страниц.

Был в огнях лунапарк. То есть там фонари
голосили огнями всю ночь до зари.
А когда поутру занималась заря,
выяснялось, что всё это даром, зазря.

Я рос маленькой девочкой с куклой в руках.
Голоса и шаги – всё внушало мне страх.
И особенно тени, что пели в углу:
– Просыпайся, Лулу.
– Собирайся, Лулу.
– Не пугайся и не
ужасайся, Лулу.

Чёрен был небосвод, как чернильная мгла.
Время шло. Всё менялось. Я тоже росла.
И отец колотил кулаком по столу:
– Одевайся, Лулу.
– Раздевайся, Лулу.
– Не смущайся, не
сопротивляйся, Лулу.

Время шло. Я взрослела. Из платьев нагих
вырастала быстрее, чем рвали мне их.
И когда поутру занимался восход,
в кровь кусала себе нецелованный рот.

А всем тем, кто меня пуще жизни любил,
подливала в вино тёмно-красных чернил.

Жизнь прошла. И чернильным пятном на полу:
– Одевайся, Лулу.
– Собирайся, Лулу.
– Засыпай, чтобы не просыпаться, Лулу.

Настоящая любовь может только убить,
разорвать на куски, распотрошить,
вырвать сердце и печень, разорвать рот,
вывернуть всё наизнанку,
перевернуть с ног на голову или наоборот.

Разобрать, как конструктор, а потом собрать по частям,
по рваным мышцам, вывихнутым суставам, переломанным костям,
вывернуть кишками наружу, перевернуть вверх дном.
Настоящая любовь – это всегда погром.

Она не может ни вылечить, ни – тем более – воскресить.
Настоящая любовь – это чума, она может только убить.
Выжечь напалмом, превратить в соляной столп.
Неважно, идёт ли речь об одном человеке или о сборище обезумевших толп.

В мире ненависти и отчаяния, мышей и сов,
обесцененных чувств и обсценных слов
умудрённые опытом, закалённые в горячих точках бойцы —
при столкновении с любовью все они мертвецы.

Всем им тут уготован один лишь гигантский гроб,
потому что настоящая любовь ледорубом вонзается в лоб
или копьём под рёбра, а оттуда – кровь и вода.
Настоящая любовь – убивает всегда.

Настоящая любовь убивает всех и всегда.

Настоящая любовь убивает.

Настоящая любовь.

Настоящая.

Россия небесная,
светлая, безневестная
нищенская, не местная,
никому – и в первую очередь самой себе – неинтересная,
мало кому известная,
но от этого ничуть не менее дивная и чудесная,
воскресная.

Россия предвечная,
белая, подвенечная,
радостная, беспечная,
как река весной, быстротечная,
поломанная, увечная,
выпотрошенная, изуродованная, заплечная,
бесчеловечная
первая встречная.

Россия великая,
слепая, глухонемая, безъязыкая,
двуличная, многоликая,
многовековое горе мыкая,
многовековое горе кликая,
пальцем в небо и в грудь всем тыкая,
лыбится, дикая.

Россия потешная,
обобранная, безуспешная,
покаянная, рыдающая, безгрешная,
вечная, вешняя,
Россия внутренняя и Россия внешняя,
безутешная.