Плесень в душе прорастает,
и каждый подросток знает:
жизнь – это вечная скука.
Вот так, без творческой муки
их мир превратился в ад.
Сосед соседу не рад,
сосед плюёт на соседа —
такая забава это.
Такая работа просто —
строить чудовищный остров
из кораблей погибших
чувств и желаний лишних,
лишней любви ненужной,
лишней забытой дружбы,
ненужных научных знаний
(о которых они не знали).
«И что же, что было дальше?»
А дальше огромным маршем
массы простого народа
превратились в больших уродов.
Потом они все погибли.
* * *
Всмотрись-ка в небо, увидишь
как мёртвые тихие души
стонут и плачут: «Нам скучно!»
Тяжко им мёртвым в пустыне.
А ты строй свой корабль – не отнимут!
Рай на планете Марципилан
обозначен обозначен был чётко:
ядерная зима и пулемётов чечётка!
Кто тут живой в церквях великих?
За вами отряд безликих:
«По одному выходить не положено!»
Трупы горкою сложены.
Вот и века исчерпаны.
И где б люди веру ни черпали,
планета переживёт и это.
А к следующему рассвету
(через сто лет вперёд)
зверь дикий пройдёт
по молодому полесью.
И от прогресса
ничего не останется.
Так зачем было жизнью маяться
последним из марципилан
(так похожих на наших землян)?
Наверное, нет ответа.
И история эта
повторится ещё три тысячи раз!
Вот и Земля на подходе как раз.
Не людьми дирижабль построенный,
пролетает над территорией,
нелюдимой какой-то.
Чей ты, пилот тот?
Пилот – последний из марципилан.
Его ветхий аэроплан
лет десять назад как разбился.
А пилот тот не сдался – бился
и выстроил дирижабль.
Плывя на нём: «Увидать бы
кого-нибудь из марципилан!»
Хороший у него план.
Так он летал очень долго —
лет тридцать и всё без толку.
Толку нет, сплошные потери:
недавно крыло отлетело.
Чинил, конечно, неспешно
(потому как летает успешно
то, что старательно сделано).
Воздухо-летателю смелому
покорялись озёра и горы
и даже над мёртвым морем
пилот всё вглядывался в синеву:
«Может, лодку какую найду?»
Но ни плота, ни лодки —
ходка за ходкой.
«Ну где ты ходишь, марципиланка —
тёмных лесов партизанка?
Разожги хоть костёр, я замечу!»
Он трогает вечность за плечи.
Летит дирижабль в небе.
Чей тот пилот,
что плыл в нём
десятилетия подряд?
Марципиланин, но этому он не рад.
Мы уходим – он прилетает за нами
Уходим, уходим, уходим!
Всё решено – мы уходим,
мы больше терпеть не будем.
Мы ждём, прилетит за нами
пилот совсем необычный,
Пилот самый смелый, отважный.
Он должен быть где-то рядом,
он знает про нас, он верит!
«Неважно выглядишь, дочка.»
«Зато не поседела.
Там в облаках, ты слышишь,
звук дребезжащий.»
«Вон там, где чернеет точка,
в ней пилот, его мысли слышу,
а он слышит, наверно, наши.
Видишь? Рукой он нам машет!»
– Нет, мама, я не вижу,
уже я год не ела,
у меня отупение мозга.
«Осталось совсем немного.»
* * *
Ни немного осталось, а мало!
Права была дочкина мама:
пилот летит к ним отважный
и с дирижабля машет
своей рукою усталой.
Мать и дочь тень накроет.
Подберёт, подберет их парень —
последний Марципиланин
для жизни совместной дальше.
А пока он летит, им машет
да шепчет: «Тридцать лет подряд
я летал. Верни время всё назад!»
В те далёкие времена,
когда ты был богом,
а меня не было вовсе,
тебе казалось, что в мире
ни осень, ни зима и ни лето,
а эпидемия тьмы! И это
только начало.
Тебе на пути встречались
лишь первобытные твари:
демоны и химеры. Их хари
тебе даже снились.
И с кем бы ни бились
первобытные наши предки,
ты устал хоронить их. А детки
от наших предков
на тебя совсем не похожи —
хорошенькие, но их рожи
обречённая усталость сковала.
«Где такие, как я?» – страдала
душа молодого бога.
Читать дальше