Борис Марковский - «Я напишу еще одну строку…» Избранное

Образ у Бориса Марковского почти всегда повторяем, но при этом замечательно многозначен. Смысл его определяется контекстом стихотворения, но, найденный, названный, он выявляет, уточняет смысл целого. Впрочем, речь, наверно, не только о контексте стихотворения, но – о контексте жизни, в стихотворении воссозданной (вновь созданной).

Утренняя звезда пробуждения вдохновения. И – утренняя звезда (тоже – утренняя), зовущая куда-то человека, уже итожащего жизнь на финишной прямой.

Шальная звезда (голубой лед), сияющая в какой-то неизмеримой дали и выси. И – шальная звезда, та, что совсем рядом, в нем самом, в поэте, его alter ego, страстная, горячая, она шепчет ему, требует, просит: «Начни всё сначала», соблазняет славой, богатством, любовью.

«Роняет свет высокий // вечерняя звезда». И – «железная звезда с лицом бурята иль монгола»… (Пророчество или предчувствие? – «Да, азиаты – мы, // С раскосыми и жадными очами».)

«Жизнь вывернута наизнанку». «Гримасничают зеркала». «С утра – метель, а к вечеру – пурга». «Окно замерзшее, трагический узор» (уже – не фламандский пейзаж). «Всю ночь звонят колокола». «Ветер с четырех сторон». «С ума сошла не только эта роща… я тоже медленно схожу с ума». «Стою себе, как обгоревший дом, // уже почти разрушенный ветрами… // Стою себе с обуглившимся ртом, угаданный бессмертными словами»…

А над тревожным, неустроенным миром (миром – вокруг, в себе) апокалиптический «Темный всадник сквозь звездное крошево // мчится вскачь от звезды до звезды»…

В стихотворении «Поэт» читаем: «и звезды строились в тюрьму».

Дано курсивом – цитата.

Строка принадлежит даровитому киевскому поэту, до срока (впрочем, кому ведомы сроки?) загубленному жизнью. Или – себя загубившему. (Как посмотреть.)

Цитата позволяет предположить, что стихотворение посвящено памяти ушедшего друга-поэта, что в образах его отзвучали реалии жизни и судьбы. Но посвящения нет, как нет в стихотворении никаких личностных черт, кроме этой цитаты. Цитата скрывает и вместе содержит и посвящение, и личность, сопрягает единичную судьбу поэта с той общей долей, поэтическую формулу которой запечатлел некогда узник Кюхельбекер: «Горька судьба поэтов всех племен; // Тяжеле всех судьба казнит Россию…»

Образ (облик) тюрьмы, сопутствующий судьбе поэта возникает и в восьмистишии – «А время старится, течет, струится…» Стихотворению предпослан эпиграф из Пастернака («А время шло, и старилось, и глохло…») – похоже, будто заявлена творческая перекличка на весьма свойственном Пастернаку пути темы и вариаций. Но стихотворение нежданно (характерное для нашего поэта соединение «двух алфавитов») поворачивает к очевидному отзвуку блоковской поэзии: «Тюрьма. Вокзал. Опять тюрьма. Больница»…

Сходные реминисценции в стихотворении «Не пишешь, не пишешь, не пишешь…» – о неизбежном одиночестве поэта (одинокий дом-тюрьма) и столь же неизбежной причастности его поэтической вселенной:

Цитата – очень значимый элемент поэзии Бориса Марковского. Речь не о словесных включениях. Не только о них. Цитируются образы, ритм, звучание стиха, настроение. Осип Мандельштам писал в «Разговоре о Данте»: «Цитата не есть выписка. Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна. Вцепившись в воздух, она его не отпускает». Поэзия – как природа: созданное поэзией принадлежит всем. Поэты щедро черпают из общего поэтического хозяйства, переосмысляют, преображают почерпнутое, принимают или отрицают его. Несмолкающая цикада не создает пространство, в воздухе которого звучит: она всякий раз звучит по-своему в воздухе того пространства, в который вцепилась. Стихотворение – всегда еще и разговор поэтов между собой.

Мандельштам писал также, что образованность – это богатство ассоциаций. В богатстве ассоциаций являет себя и образованность поэтического таланта.

Талант Бориса Марковского привлекает замечательной образованностью.

Среди собеседников Бориса Марковского – лучшие поэты классического девятнадцатого века и те, более нам близкие (для моего поколения – старшие современники), чьё творчество стало вершиной недавнего двадцатого. Не называю имена: читатель найдет их в эпиграфах, угадает в откликах, отзвуках, в мотивах и мелодике стиха; более того, открывая книгу (и не только эту – любую книгу современного русского поэта), он уже держит в памяти их имена и строки, держит наготове, мерой совершенства, которой будет оценивать читаемое. (Борис Марковский о поэтическом труде: «в несбыточном плену у совершенства».)