Вячеслав Кузнецов - Урядник Сазонов. Хорошие и приятные стихи

Налетчики в первый момент растерялись,
Но все же убрали ножи и кастеты.
Собрались в кружок, малость посовещались
И отдали деньги, а детям – конфеты.

Урядник Сазонов, довольный поступком
Своим и налетчиков, шел улыбаясь,
И думал, как в мире сегодняшнем хрупком
Хорошее слово весомо. Вдаваясь

В детали прошедшего, он не заметил,
Как ночь опустилась, звездами играя,
Как тихо за ним все налетчики эти
Идут, постепенно его окружая.

Урядник Сазонов не ведал тревоги.
Он верил в людей и в гармонию мира,
И шел потихоньку себе по дороге,
По Библии не сотворяя кумира.

И тут в переулке, где было безлюдно,
Где ночью совсем фонари не горели,
Налетчики подлые хором паскудно
С боков на Сазонова все налетели.

Достали обратно ножи и кастеты.
Сазонов вскипел: «Ну, держитесь, зараза!»
И не посмотрев, что прилично одеты,
Их всех положил с переломами таза.

Урядник Сазонов не любит новаций
По принципиальным вопросам морали.
И как-то в четверг он решил искупаться.
Чудесные летом погоды стояли.

Он вышел на пляж и разделся до плавок
И десять минут полежал, загорая,
А не потому, что боялся пиявок.
Он даже в болото ходил, презирая

Опасность такую. И нынче на пляже
Испытывал он первозданную радость,
Хотя понимал, что не может быть гаже
Животной, чем эта противная гадость.

Поднялся Сазонов и прыгнул прекрасно
В волну набегавшую, и окунулся,
И волосы вымочил, фыркнул ужасно,
И тут же на берег песчаный вернулся.

И тут он увидел такое, что с ходу
Его передернуло и омрачило:
На пляже, где столько лежало народу,
Где плюнуть-то, можно сказать, негде было,

Где все на виду друг у друга, как братья,
Стояла свободно, ничуть не смущаясь,
Красивая женщина, только без платья,
А также без лифчика и, улыбаясь,

Глядела Сазонову в черные глазья.
А он, цепенея, мурашкой пробитый,
Сказал: «До какого ж дошел безобразья
Век нынешний!» И отвернулся сердитый.

Пропало его настроенье и краски.
Погоды уже не казались всецело
Чудесными. Не было в климате ласки,
И как-то противно в желудке болело.

Гнал мысли Сазонов – привиделось просто, –
Пытался себя убедить он в обратном.
И долго лежал и считал пять раз до ста,
На каждую сотню кладя аккуратно

По камню. И счет исчерпав до предела,
Он вновь посмотрел и вздохнул безысходно:
Все так же без лифчика баба глядела
В него. И Сазонов ушел благородно.

Урядник Сазонов едва по дороге
Тащился к вдали проступавшему лесу,
Цепляясь за камни, как плот за пороги
На быстрой реке. И казались по весу

Ему сапоги, как чугунные гири.
Давно он забыл, что такое смеяться.
Он понял одно – счастья нет в этом мире,
И думал о том, как до леса добраться.

Но не за грибами собрался Сазонов,
Не пение птиц его в лес поманило.
Он шел обезвреживать группу шпионов,
Которых примерно четырнадцать было.

Случилось все утром в одиннадцать двадцать.
Ему позвонили, подняли с постели,
В погоню велели тотчас собираться,
Добавив: «Товарищ Сазонов, Вы ели?»

«Да где же я ел? – отозвался Сазонов, –
Ни крошки во рту, брюхо сводит до дрожи».
Ответили: «Жаль. Но поимка шпионов
Гораздо важней, поедите попозже».

И вот он идет, спотыкаясь, по следу.
Одиннадцать двадцать – начало отсчета.
А время-то, время подходит к обеду.
Так где же взять силы? Какая работа

Тут может быть сделана? Два с половиной
Часа без еды в бесконечной погоне.
Сазонов, испачканный серою глиной
От частых падений, споткнулся на склоне

Большого холма, застонал, но поднялся,
Приблизился к лесу, добрел до избушки.
И хрипло отрезал, чтоб каждый сдавался,
Кто там нарушает границу. Из пушки

Своей безотказной дал выстрел по крыше
И рявкнул: «Нас много, как львы, мы деремся».
Шпионы струхнули и крикнули: «Тише!
Не надо, начальник, стрелять, мы сдаемся!»

И выбросив кольты, теряя сознанья,
Один за одним они стали сдаваться.
Урядник писал протокол задержанья,
И время поставил – тринадцать пятнадцать.