То скребу каблуками
Как корвет на мели
То их больно втыкаю
Прямо в сердце земли
И по лужам фигачу
И ору как в лесу
Будто птицу-удачу
Под рубашкой несу
Улететь, развеваться
Как вода на ветру!
Мне всегда будет двадцать
Никогда не умру
«Вместе мы были бы морем…»
Вместе мы были бы морем,
А так – просто соль и вода.
Глупое золото моем
В волнах, где дышит звезда
Вместе мы стали бы счастьем,
А так – пустота до небес.
Гром разбирает на части
Берег, и воздух, и лес.
Вместе мы были бы – былью,
А так – только ложь и блажь.
Скука кудрявой пылью
Лезет на абордаж
Пусть даже у Бога горем
Напившимся из горсти,
Но морем мы были бы – морем.
А будем никем. Прости.
Нетрезвый ветер шел, сбивая крыши
На жестяные вывески брюзжа
Часов соборных скаредные мыши
Полуночного ждали дележа
Луна скрывала оборот медали
От каждого – будь Ганс он или Жан
И тени сторожей напоминали
Уютные кошмары горожан
А тот, в ком злые звуки рыли норы
Один от лба не отнимал руки
И превращались в ноты кредиторы
Безропотные, будто должники
И становились музыкой поклоны
Униженные просьбы, глупый быт
Вонючие чернила за полкроны
Вливались в фугу, забывая стыд
«Ах, дети! Ах, безмозглые вельможи!
Ах, чертова бутылочка вина!»
Но лез мотив, как волосы из кожи
Сшелушивая с лысин времена
Ещё! Ещё! Пиши! Гони галопом!
Увешай стременами нотный стан!
Пусть кресла льнут к великосветским жопам
Но ветер оседлает Иоганн!..
«Откройте окна! Да пошире – душно!
Будь проклята бездушная страна!»…
И длится ночь, и жизнь ему послушна
И музыка, и ветер, и луна.
«Изгиб реки, поселок, пристань…»
Изгиб реки, поселок, пристань
Копеечная старина
Здесь за последние лет триста
Не изменилось ни хрена
По вторникам завозят водку
По воскресеньям ходят в храм
И жизнь здесь кажется короткой
Одним столичным докторам
Здесь, невзирая на погоду
По средам толстый пароход
Опять в одну и ту же воду
Зеленой заводи войдет
Здесь лень врывается без стука
Густая, словно русский дух
И спросом пользуется скука —
Как средство лучшее от мух
«Я верю в человека без затей …»
Я верю в человека без затей —
Семейного, растящего детей
Гораздого на честные уловки
На нем одном и держится земля
Ведь там, где мне мерещится петля
Он видит пользу бельевой веревки
Свободный, как правительство Виши
От вздорного диктаторства души
Он на бумаге выглядит избито
Но в деле он умней таких, как я
И, презирая тайны бытия,
Он постигает парадоксы быта
Ах, как же я завидую ему —
Влачащему набитую суму
За наглухо застегнутые двери!
И вечности, играющей с листа
О том, что жизнь безвидна и пуста
Из за него – безумная – не верю.
Стул и то, чем на нём сидят,
Кофе убитой ночи,
Мир, где знаешь только себя,
Да и себя – не очень.
Гроб бутерброда, кривой мольберт,
Курево посмолистей,
Шорох деревьев, которых нет,
Листья которых – кисти.
Всё твоё пламя уходит в пар,
Пар – в облака и лужи.
Как эти джунгли и леопард —
Ты никому не нужен.
Ты никому, ни за что, никогда…
Бочкой пустопорожней
Там, за плечами, басит беда,
Ужас стоит таможней.
Вот бы на плаху, на колесо,
А не считать сантимы!
Что, дорогой господин Руссо,
Жизнь проскакала мимо?
Как вам чугунный этот сюртук?
Важный видок совиный?
Чтобы души огонек потух,
Хватит и половины…
Что – умираешь? запил? пропал?
В пепел растратил угли?
К черту всё!.. джунгли и леопард.
Да – леопард и джунгли.
«Снега уйдут, останется земля…»
Снега уйдут, останется земля
Она всегда, в итоге, остается
И закипит под килем корабля
То, что пока еще зимой зовется
И человек уйдёт – настанет срок
И полетит над всем, что он оставил
Как белый ангел между черных строк
Сведенных скучной судорогой правил
Читать дальше