И крепко обнимала».
Тут муж мой в горницу вбежал.
Лишь глянул Вилли – лэрд упал.
Я в страхе закричала.
И слышу Вилли я слова:
«Что ж, Джен, отныне ты вдова.
Давай начнем сначала?
Я умер, но жива любовь,
И ниткой этой жемчугов
Я обручен с тобою.
Вернусь в могилу поутру —
Тебя с собою заберу.
Мы связаны судьбою».
Он руки потянул ко мне.
Прижалась в страхе я к стене
И крикнула, рыдая:
«Тебя лишь суждено любить,
Да только вместе нам не быть —
Помолвку разрываю!»
Дрожа, я руку подняла,
И жемчуг с шеи сорвала,
И бросила я в гостя.
Он страшным голосом вскричал
И на пол в тот же миг упал,
Рассыпавшись на кости.
И вдруг исчез – как не бывал.
И жемчуг тоже с ним пропал.
И буря присмирела.
Мой мертвый муж лежал в углу,
А рядом – ветка на полу,
Тот самый вереск белый.
С той ночи мрачной, роковой
Живу бездетною вдовой.
Года летят, как птицы,
И спину гнут, и студят кровь.
Но к Вилли до сих пор любовь
Не может позабыться.
Приходит часто он во сне
И говорит мой Вилли мне:
«Меня не жди ты боле.
Пока не прекратишь грустить,
Покоя мне не обрести
В могиле в чистом поле». [5] Согласно шотландским суевериям, чрезмерная скорбь живых мешает мертвым обрести покой в загробном мире.
Но вновь и вновь иду туда,
Где речки Твид шумит вода,
И дуб стоит зеленый,
Что помнит молодой меня
В канун Святого Джона дня
И клятвы двух влюбленных.
Мой мир вдруг разбился, как глобус, на части…
Мой мир вдруг разбился, как глобус, на части:
Австралия ревности, Африка страсти,
В мозгу полушария – как две Америки
Спорят друг с другом на грани истерики.
Одно мне твердит «Не прощают такое».
«Как жить без нее?» – возражает другое.
Размером с Евразию боль и обида.
Льдом сердце сковала тоски Антрактида.
Мой мир вдруг разбился, как глобус, на части,
И снова собрать его – лишь в твоей власти…
Наш дом чадрой накрыла Ночь-ханум,
В ладонях её месяц вызревает.
Сижу у очага я, полон дум.
Ты вышиваешь, тихо напевая.
Из шелка вязь струится на ковер,
По полотну стежки летят, как птицы,
А голосом сплетаешь ты узор
Тот, что на сердце вышивкой ложится.
Щемит тоскою песня душу мне,
В ней каждое знакомо с детства слово.
Твой профиль тонкий тенью на стене
Рисует отблеск очага родного.
Из-под иглы выходит красота,
Готов ковер богатый будет скоро.
Но музыка, что пляшет на устах,
Прекрасней рукотворного узора.
Пой, Лейла, пой! Слезу смахнув рукой,
Возьму дутар, негромко подыграю.
Его изгиб изысканно-крутой,
Как твои бедра, нежно обнимаю.
Шелк струн его, как шелк твоих волос,
Я глажу пальцами, рождая робко звуки.
И сердце вдруг от чувств к тебе зашлось,
И по тебе затосковали руки.
Я песне твоей грустной подпою —
Легенде старой о любви несчастной,
О воине, что храбро пал в бою,
И девушке, что ждет его напрасно.
Мелодия взлетает ввысь, звеня,
Пронзая сердце, как клинок дамасский.
Любимая! Ты – солнце для меня,
А музыка – как воздух. Жить без вас как?
Две спутницы. Две страсти. Две любви.
Как две лозы, в душе сплелись навечно.
То, что всегда согреет, вдохновит,
Утешит в нашей жизни скоротечной.
Как выбрать лишь одну? Кто вас сравнит?
Кто мне дороже, я и сам не знаю.
И в сердце моем музыка звучит,
Когда тебя, любимая, ласкаю.
Вязкая тишина.
Черный квадрат окна.
Там, за окном, стена пустоты.
Слепо гляжу я в ночь
И отгоняю прочь
Мысли о том, вернешься ли ты.
Ты снова где-то там,
За пеленой дождя.
Как еще долог и труден твой путь!
Ты не со мной опять —
Замер мир без тебя.
Всё потеряло смысл и суть.
Просит душа моя встревожено
Лишь одного:
«Ангелы дорожные,
Храните его!»
Серая лента шоссе
Бесконечным клубком
Стелется под колеса, шурша.
Свет твоих фар дрожит
Крошечным островком,
И на него летит моя душа.
Трасса «Москва–Ростов».
Резкий скрип тормозов.
Сильный удар.
В страдании мир затих.
Сердце оборвалось:
Чувствую: что-то стряслось,
Но веры моей хватит на нас двоих.
К черту свое достоинство,
Вопль летит к небесам:
«Вышлите светлое воинство
Его спасать!»
Чувствую успокоенно:
Мимо прошла беда.
Ангелы дальнобойные,
Рядом будьте всегда!
Читать дальше