Виктор Рубцов - В день черной звезды. Сборник стихов

Тем, кто все извел без воров,

Над страною хохоча…

Сам себе воздвиг осаду.

А богатства – за забор…

Сердцем чувствую досаду

От морей до гордых гор.

Сердцем чувствую обиду

За державу и Рени,

За печальную планиду!..

Русь, проснись и сохрани

Славу предков и свободу

В жены брать любых Данай

И входить в святую воду,

В синий, с кровушкой, Дунай.

1985 год

* * *

Томится Русь, предчувствуя свой час,

Без помощи провидцев и пророков.

Довольно исторических уроков,

Чтоб и самой предчувствовать сейчас.

Довольно брать других в учителя,

Довольно жить с оглядкой на соседа,

Пора восстать из серости и бреда,

Жить, не боясь чужого фитиля.

Бунт природы

Что небу до жуткого страха

Испуганных громом в ночи?

Ударит грозою с размаха,

И тут, хоть кричи, хоть молчи…

Земля задрожит под ногами,

Стряхнёт с себя муку шоссе,

Как будто бы черти рогами,

По взлётной пройдя полосе, -

Стихия!… Бунтует природа,

Устав от вражды сыновей.

Безумства глупца и народа

Уже опостылели ей.

Любое терпенье до срока!

А лопнет – и Бог не спасёт

Прожжённого молнией ока,

Всего, что казнит и трясёт

Людей за греховную злобу,

Пролитую кровь и вражду!

И мрак наступает по Глобу,

А я просветления жду!..

Когда же прозреют народы?

Положат всем войнам конец?

И, внемля желанью природы,

Любовный поднимут венец?

К чему все злодейства и траты,

Страданья и боли людей?..

В ком скорбь от тяжёлой утраты,

Не станет стрелять в лебедей!..

Тем более – в братьев,

Друг в друга!..

Пока ты свободен и жив,

Уйдя из священного круга

И чашу войны осушив…

Но снова безумцы воюют,

Взрывают дома и сердца,

И ветры зловещие дуют,

Бурьян над могилой отца…

Туда не пройти под обстрелом.

Стал линией фронта погост.

А в воздухе горьком и прелом

Встают мертвецы в полный рост,

Подняли их взрывами боя…

Качается, стонет земля!

И небо горит от разбоя,

Что начат по воле Кремля…

Борис Николаевич – грозный,

Кровавый, лихой господарь

В Содом превратил город Грозный,

Чтоб поняли, кто – Государь!..

Мы поняли, жалко, что поздно!..

Уходят в огонь пацаны.

И гибнут – то скопом, то розно,

Воистину – жизнь без цены…

Подставили наших мальчишек

В который «ошибочный» раз…

Как будто огромный излишек

В России мальчишеских глаз!…

О, Боже, дай разум безумным!

Прозрей, ослеплённый народ!

Чтоб высшим решением умным

Закончить разбой и разброд!

Чтоб только весенние грозы

Гремели без вспышек огня,

Не кладбища белые розы,

А сын посмотрел на меня…

И дед столько лет воевавший

За светлую мирную жизнь,

Спокойно в могиле лежавший,

Не вскрикнул: «Ребята, держись!

Сейчас поднимусь на подмогу,

Со мною небесная рать…

Молитесь же, изверги, Богу!

Настала пора помирать!»…

И впрямь – шевелятся могилы,

Выходят из них мертвецы, -

Как высшие, правые силы,

Восстали седые отцы…

Приди, посмотри и подумай,

Что ты натворил, государь,

Совместно с Совмином и Думой,

И в колокол правды ударь!

Спаси свою грешную душу!

Всё видит и знает Господь! -

И небо, и море, и сушу…

И чёрную, страшную плоть…*

–

*Эти стихи были написаны после бомбардировки Грозного и гибели многих моих теперь уже бывших знакомых и друзей – жителей этого города.. В ту пору я ничего не знал и не мог узнать, как ни пытался, остался ли в живых находившийся в те дни в Грозном и мой сын. Слава Богу, он остался жив. Физически. Душа его всё – равно пострадала. И этого теперь никак не изменить! А Борис

Николаевич так и не покаялся за все злодеяния, совершённые в Чечне. Можно, конечно, долго и много оправдываться и ссылаться на обстоятельства и сложившуюся к тому времени ситуацию. Но, как ни оправдывайся, а перед Богом ответить придётся. Погубленных жизней уже не вернешь!

Ночь в горах

Вспыхнула ветка сирени

Молнией резкою в раме…

Встав, как ходжа на колени,

Кланялся гром над горами,

Бился о скалы с размаху,

И проклинал иноверцев,

Белого ливня рубаху

Рвал вместе с кожей и сердцем.

Стены качались от грома,

Стёкла дрожали от страха

В доме угрюмого гнома,

Стол освещался как плаха.

Было нервозно и жутко, -

Пахло слезами и кровью…

Горец ворочался чутко,

Бурку тянул к изголовью.