Живая вздыхает земля,
Ты – крылья спаливший в обмане, -
Спасаешься в легкой нирване,
На милые глядя поля.
Современные города и души
Фиолетовые ленты равнодушья -
Улицы, проспекты городов,
Смогом, толпами доводят до удушья,
Вырванными легкими садов
Слабонервных бьют под самый дых,
Чуткость прячут заживо в бетоне
Мекки и Раввены молодых
Проституток и воров в законе.
Душные хранилища любви,
Веры и надежды – книготеки,
СПИДа вакханалия в крови,
АнтиСПИДа дефицит в аптеке.
Замурованные кельи нас калек,
Жалких жизней-наказаний сроки…
Стыд перед потомками навек?
Или мзда за горькие уроки?
Все сочтут и вычтут города…
Счет души компьютерной измерен!
Ну, а настоящей – никогда,
Ей – босой и сельской – буду верен.
Птицы
Нет для вольного ветра и света границ.
Нет кордонов для певчих, стремительных птиц,
Для крылатых и царственных лебедей…
Почему же границы – для вольных людей?
Или мы не вольны? Наша вольность – обман?..
Встал над грудью волны беспросветный туман.
Слышу скрип допотопной чеченской арбы:
Не шути так, поэт, мы – простые рабы.
Кто-то выдумал сказку про вольных людей,
Перепутав с людьми золотых лебедей,
Посмотри, как под солнцем их крылья горят!
И без слов о свободе своей говорят:
Люди, вы, ваша жизнь – за забором,
За кордоном, с большим и надёжным запором.
И пока есть границы и этот забор,
О свободе и братстве смешон разговор!
Ранняя весна у Шексны
Фиолетовый, рыхлеющий,
Подогретый солнцем снег,
Словно старый муж дряхлеющий,
Жалость вызвавший и смех
У безжалостной капризницы,
Веселящейся весны…
Слезы, словно камни в ризнице…
А глаза жены ясны.
Возбуждает ревность взглядом,
Жжет слабеющую грудь,
Полнит душу горьким ядом,
Открывая жизни суть:
Он умрет, она живая
С соловьями будет петь!..
Мысль, как рана ножевая,
Мука тяжкая – терпеть,
Представлять в зеленом шуме
Ликование весны….
Смолк в последней, грустной думе
В голой роще у Шексны.
Из восточной тетради
Поезда гремучая змея,
С золотистой чешуёй из окон,
Прожигала ночи чёрный локон,
Вслед гудку шипела: «Азия…»
Родины покинутой мотив -
В опалённых ветках биюргена.
Родина томилась в шифре гена,
Шум зеленой жизни затаив,
Словно нежность – в твёрдости души,
Словно песню в немоте курганов…
Мне её напел акын Курбанов,
Струны сердца трогая в тиши.
Плакала пророчица-домбра
О конце трагическом Арала
И о том, как время покарало
Всех, кто не желал ему добра…
Но не верил я в такой конец.
Подлецы живут преуспевая,
Про эдемы людям напевая,
Не стыдясь предательских колец…
Не стыдясь газетного суда,
Обвиненья в преступленья века
И того, что море, как калека,
Бросило в песках свои суда.
Господи! Хоть ты их покарай -
Морегубов злых из «Минводхоза»!
Погибает голубая роза…
И не манит рукотворный «рай»…
Поезда гремучая змея,
С золотистой чешуёй из окон,
Прожигала чёрной ночи локон
И молчала в муках Азия.
Мангышлак. 12 июня 1980 года.
Мастеру Аманкулу
Ракушечника кружево. Акулы
Скелет, застывший в розовой скале…
У Аманкула выпуклые скулы,
Блестящие, как чайник на столе.
Распиливают кладбище акул.
Откуда им в пустыне было взяться? -
Гадает старый мастер Аманкул.
Но даже он не может догадаться.
В Сарматском море, что ракушек, тайн.
Оставил их потомкам Авиценна…
Вгрызается в историю комбайн,
И весь карьер – грохочущая сцена.
За слоем – слой – все зримее распил,
Загадочного прошлого явленье.
Гружу бруски на запыленный «ЗИЛ»,
Везу к ЖД – до пункта назначенья…
Везу на экспорт каменных акул,
Пусть украшают праздничные залы….
Для них старался мастер Аманкул,
Мечтавший натолкнуться на кораллы.
Он ищет их уже который год,
Как амулеты – заболевшей внучке
И верит, что спасут кораллы род -
Застывшие в Сармате закорючки.
Гимн Актау (Шевченко)
Мерцает мириадами огней
Актау в фиолетовой ночи.
И, кажется, что нет его родней:
В любую дверь, как в сердце постучи!
И он тебе откроет, ты поверь,
Усталый путник, сбившийся с пути,
И сердце, и души широкой дверь,
Не даст пропасть, обиженным уйти.
Накормит, обогреет в трудный час.
Читать дальше