Александр Кованов - Вешки. Трагедия русской деревни

А через год, как и ждали,
в Вешки добрался прогресс…
Чудо чудес увидали
люди тогда – МТС!
Семь тракторов! Прицепные
сеялки-веялки к ним,
и причиндалы иные…
«Люди! Неужто, не спим?!»

…Эх! Закипела б работа…
Где уж, теперь-то, до сна?

…Если б не выкрикнул кто-то
страшное слово – «Война!»

…Слушал тревожные сводки
каждые сутки народ.
Слушал… И выдох короткий:
«Быстро, паскудина, прёт…»

Школьный учитель флажками
карту истыкал совсем…
«Скоро столкнёмся с врагами…» —
он, недвусмысленно, всем,
тыча указкой в бумагу,
линию фронта чертил…
«Мы ведь проявим отвагу?
Хватит у вешкинцев сил?»

Утром собрал председатель
односельчан у реки:
«Движется к нам неприятель…
Нам отставать не с руки,
если на битву поднялся
славный советский народ!

В первых рядах записался
я в добровольцы… Но вот,
тут же в райкоме сказали —
«бронь» на тебя! Вот те, на!!!
Как по рукам повязали…
Что ж вы творите?! Война!!!
…Даже и слушать не стали,
и возвернули в межу…
То, что приказывал Сталин,
я вам сейчас расскажу…

Всем мужикам, кто умеет
крепко винтовку держать,
кто отступить не посмеет,
кто не посмеет бежать,
нужно, в течение суток
вещи собрать, и – в район!
Там же, из Вешек и Уток,
вмиг соберут батальон.

Всем остальным! Как солдатам,
только в частях тыловых,
не разбегаться по хатам,
а воевать за троих!
Здесь! На колхозных наделах,
где ни к чему динамит!
Сделаем общее дело —
враг будет скоро разбит!»

Нонче рыдала гармошка
у сельсовета… В дверях
сел одноногий Тимошка,
пел про бессмертный «Варяг».
Всем, уходящим в дорогу,
так, как когда-то себе —
«Смело, товарищи, в ногу.
Духом окрепнем в борьбе…»

Бабы рыдали и выли,
висли на мужних руках…
Бабы ещё не забыли
музыку эту и страх.
Страх, что забился в комочек
где-то под сердцем, и ждёт:
«Может, мой муж… Мой сыночек
живеньким с фронта придёт?»

Те, кто остался, не знали
продыху ночью и днём…
Всё, что имели – спасали,
чтобы фашисты с огнём
в полдень сыскать не сумели…
Чтоб не досталось врагу
в речке – ни брода, ни мели,
и ни травинки в стогу.

Трактор укрыли в овраге
вместе с горючим… Да так,
что рядом с ним, в полушаге,
не догадается враг.

Бороны, плуг и запчасти —
всё за болото свезли.
Хлеб семенной, хоть отчасти,
спрятали в лоно земли,
сделав подземные схроны
в высохшем русле реки…
…Вешкам не будет урона!
То-то, дают мужики!

Фронт приближался… Всё чаще
красился кровью закат…
Наших солдат, отходящих,
звал председатель в отряд,
что собирал понемногу
в дальнем лесу, средь болот.
Там, вдалеке от дороги
строился крепкий оплот.

Бабы землянки копали,
дети пилили дрова.
Люди не ели, не спали,
ноги таскали едва,
лишь бы успеть до прихода
немцев в родные края…

…Воля крепка у народа…

Зная, что насмерть стоять
всем им придётся на этой
пяди родимой земли,
люди не видели света —
делали всё, что могли…

В августе, пыльным просёлком,
немцы явились и к нам…
Рота солдат…
На двуколке
ехал один капитан
с тросточкой…
Видимо, всё же,
русская пуля врага
цапнула… Да не по коже,
коли не гнулась нога.

С ним – переводчик. Пытаясь
что-то по-русски сказать,
он голосил: «Собирайась!
Всем сельсоветен собрайт!
Бистро! Шнель, русише швайне!
Бистро! Кому говорьят!
К вам обращайт капитанен!
Всрослий и киндер не прят!»

В воздух стреляя, солдаты,
всех выгоняли во двор…
Люди-то, к лесу… Куда там!
Тут же стреляли в упор!
Гнали, как скот, окружая
цепью, толкая вперёд…
Лаем своим угрожая,
гнали на площадь народ…

Долго картавил с двуколки
что-то в народ капитан.
Был переводчик… А толку?
Блеял за ним как баран.

Вызвался школьный учитель
быть переводчиком… Он
выдавил: «…Освободитель,
люди, нагрянул к нам в дом.
Вот, по словам капитана,
немцы гуляют в Кремле.
Только мне кажется странным —
где, Левитан-то? В земле?
Только сегодня я слушал
сводку в двенадцать часов!
Что вы развесили уши,
слушая наших врагов?
Вот, говорит он, что Сталин
тайно бежал из Москвы…
Что ж вы, товарищи, встали?
Или поверили вы
в бредни фашистского гада?
Вот, говорит он сейчас
то, что теперь Ленинграда
больше не будет у нас?»