Александр Кованов - Вешки. Трагедия русской деревни

Сутки прошли? Или двое?
Время утратило ход…
Всё подписали… Все трое…
Этой же ночью «в расход»
были отправлены сразу.
…Харин народу сказал:
«Долго скрывались, заразы!
Но я вину доказал!»

Помнится, нынешним летом
восемь мальчишек-ЗК
к нам возвратились… К ответу
их привлекли по УК
за колоски, что собрали
в поле они матерям…
А по закону – украли!
Суд пригвоздил к лагерям.

Сроки мальчишки отбыли.
Каждый своё отмотал.
Видно, вину искупили…
…Харин иначе считал…

Обыск провёл так, «как надо»,
даже на крышу залез.
Сам же подкинул для «гадов»
пачку листовок, обрез,
два револьвера и чистый,
штампом заверенный, лист
справки на выезд… И быстро
Харин клеймо «террорист»
каждому в дело впечатал…

«Тройки» недолог был суд,
и приговорец с печатью…

…Мамки уже не спасут
тех восьмерых, что старались
семьи от смерти спасти,
взяв колоски… Упирались,
и не хотели идти
дети в расстрельную яму.
Но, под штыками пошли…
Людям кричали упрямо:
«Что ж это?! Крайних нашли?!
Это не наше! Смотрите,
как «доказуху» нарыл
Харин…» …Истошные крики
залп из винтовок накрыл…

Снова пришла директива:
«Нужно привлечь бедняков
и, создавая активы,
выявить сеть кулаков,
что расплодились в колхозной
нашей, советской среде.
Всех их, пока что не поздно,
быстро искать и везде.

И наказать их сурово,
и на корню разорить
«гнёзда осиные»… С кровью,
вытравив их, подарить
радость свободы народу,
радость победы – ЦК.
Чтоб не бывало уродов
в наших колхозах, рука
бить их должна беспощадно,
не предавая земле!
…Чтобы светло и отрадно
людям жилось на селе…»

Слышал я, бабки судачат
(наш-то народец речист):
«Первым попал под раздачу
первый в селе тракторист —
Фрол Тимофеев… Трудяга,
коих немало в селе…
Первым, под ленинским стягом,
он проложил по земле
первую борозду в поле,
первым закончил страду…
…Трудолюбивее боле
вряд ли в селе я найду…»

За трудовые успехи
орден вручили в Кремле…
…Это не стало помехой
Харину, навеселе,
вызвать его к сельсовету,
и принародно спросить:
«Как умудрился ты, это,
крышу железом накрыть?
Дом пятикомнатный… Ладный…
Деньги откуда, подлец?»

Фрол отвечает: «Да, ладно,
уж то тебе, молодец,
люди ещё не сказали,
что мне, впридачу, в Кремле
премию крупную дали…
Вот и стоит на земле
домик мой новый… Завидно?
Я-то, работал, а ты…»

…Харину стало обидно…

И «комитет бедноты»
тут же признал тракториста
вором, который влеком
жадностью… Был активистом —
сделался, вдруг, «кулаком»…

Фрола держали в подвале
ровно неделю… К нему
новых и новых сажали
односельчан… Не пойму,
как исхитрялся увидеть
Харин в крестьянах врага?
Как умудрялся предвидеть,
через четыре шага,
что, дескать, этот колхозник,
вроде, ещё не «кулак»,
станет им, рано иль поздно…
Значит его, если так,
нужно немедленно, сразу
так давануть, чтоб пищал.
Чтобы кулацкой заразой
добрых людей не смущал…

Утро холодное… Осень…
Лишь горизонт посерел,
Фрола, и с ним – двадцать восемь
односельчан, на расстрел
вывели. И под конвоем,
к яме погнали, в лесок…
Бабы царапали с воем
сопровождавших бойцов,
в ноги бросались, кричали,
что невиновны мужья…
Тут же ответ получали
в душу – прикладом ружья…

Кратко, спокойно и чётко
Харин прочёл приговор
и приказал, чтобы тётки
встали вон там – на бугор.

Быстро прошёлся вдоль строя,
веточку поднял с земли,
выпятил грудь и, героем,
сухо скомандовал: «Пли!»

…Бабы просили: «Позволь нам
наших мужей схоронить…»
Он им ответил: «Довольно
будет землёй их прикрыть
там же, на месте расстрела.
Так – по закону! А то,
быстро сварганю я дело,
если задумает кто
выкрасть расстрелянных гадов,
и втихаря закопать…
Надо, товарищи, надо!
Надо закон соблюдать!»

Вечером бабы кидали
землю лопатами вниз…
Солоно-горько рыдали…
Видят – живой тракторист!
Чиркнула пуля, залился
кровью висок… С головой —
полный порядок! Дивился,
Фролушка сам, что живой…

Харин в людей, для контроля,
всё же забыл пострелять…
Спрятали бабоньки Фрола
так, что его не сыскать!