Александр Шевченко - Волчий бег. Часть 1

А годы, словно горная вода,
неслись туда, куда им надо было.
Я возвращался к жизни иногда,
но сердце с каждым разом стыло, стыло.

И вы ушли, как водится, с другим
навстречу радости или печали.
Под Мендельсона марш иль может гимн
вас очень чинно в загсе обвенчали.

Что ж, раз природа требует свое,
то мы, увы, должны ей подчиняться.
Со мной осталось бедствие мое
и я побрел с ним по свету слоняться.

Случалось быть любимым у других,
красивых телом, но беспечных женщин.
Случалось быть совсем вдали от них
и ощущать себя букашки меньше.

Но честь и гордость я всегда хранил
надежней жизни и шального тела
и к вам любовь давно похоронил,
сама судьба такое захотела.

А вот сегодня вспоминаю вас
и куролесю, пьяный, строки эти
под тихий, кем-то выдуманный, вальс,
быть может, о Ромео и Джульетте.

***

Отсмеялась, отпрыгала, смылась
бесшабашная юность моя.
Под осеннюю грязь и унылость
вспоминаю родные края.

Вспоминаю чудесную лунность,
и взгляд девушки милой в ночи…
Эх, грозой отшумевшая юность,
не терзай сердце мне, помолчи.

Ты уже не моя и не вправе
целовать грудь бродяги тайком.
В своей звонкой беспечной оправе
улетай, голубым мотыльком.

Для других проплыви серенадой
очень добрых весёлых надежд.
Возвращаться не надо, не надо
в эти кельи зверей и невежд,

где твой друг от тебя вдруг отрёкся,
чтоб случайно тебя не сгубить.
Ну, а сам он, увы, не сберёгся,
и его удалось злу разбить.

***

Мрачно, тоскливо и грустно,
пасмурный день на дворе.
Тяжесть на сердце, и пусто,
пусто в душе, как в дыре.

Вот бы быстрее умчаться
из надоевшей среды,
к милой в окно постучаться,
свежей напиться воды.

Как надоели скитанья,
как опостыл дикий край.
Юность моя, до свиданья
или вернее – прощай.

Жизнь улыбнись на минутку,
дай отдохнуть беглецу.
Понял твою злую шутку,
слёзы бегут по лицу.

Что ж, видно горем я создан,
грудью печали вскормлён.
Поздно менять всё, ох, поздно,
сил нет, судьбой утомлён.

Здесь ничего не оставлю,
кроме тоскливых стихов.
Скоро крест в жизни поставлю,
жаль, что я жил средь волков.

***

Щенок, скуля, бредёт по грязным лужам
из никуда и, в общем, в никуда.
Такой несчастный и такой ненужный,
он был отвергнут кем-то навсегда.

А ведь когда-то ощенилась сука,
с надеждой глядя на приют людей.
Но человечьи сухость, злость и скука
бедой тяжёлой пронеслись над ней.

Её бока погладили пинками,
щенков за шкирку, да и за забор.
И боль щенячью облизали камни
всему живому взрослому в укор.

И не заметил ни один прохожий
чужого горя со своих вершин.
Лишь только дождь на ласку непохожий
их обойти себе не разрешил.

Живым комочкам он помог подняться
и разбрестись в грязи кому – куда…
За добротою любим мы гоняться,
даря её почти – что никогда.

***

Узнал о вас я как-то, между прочим,
пусть не в обиду это будет вам.
Хочу лишь только очень, очень, очень,
чтоб вы сейчас поверили словам…

Любовь? Нет, нет. А может быть? Бог знает…
Нам жизнь ответит честно, но потом.
А за окном как будто бы светает,
но написать хочу я не о том.

Воздушный мост нежданно я построил
и подарил вам часть своей души.
Лишь у молвы наш мир так зло устроен,
что все мы в нем мальчиши – плохиши.

Однако есть и здесь совсем другие,
и я в числе таких совсем других.
Мне ближе сердца чувства дорогие,
чем звон и блеск вещичек дорогих.

Но я давно погряз в блатных пороках
и дружбу вам не вправе предложить.
Я в детстве был беспечным на уроках,
и взрослым став, не смог нормально жить.

Меня всегда тянуло в приключенье,
где потеряешь больше, чем найдешь.
Жизнь подносила чаще заключенье…
и теплоту казенных нар, одёж.

Возможно, время вскоре залатает
прорехи в жизни лаской ваших глаз…
Но ночь прошла и тает, тает, тает
воздушный мост, построенный для вас.

***

Посмотрите в окошко, родные,
сквозь решётку купе своего,
ночь проносится, как вороные
кони юношества моего.