Александр Новиков - Стихи. Песни

Я – бурлак.
Я на лямке у баржи расхристанной – как на поводу.
Я – бурлак.
Где под крик, где под кнут, где под выстрелы – так и бреду.
Лямка моя, ты мне невеста, и епитимья, и флаг!
Горько мне в ней, одиноко и тесно, но я – бурлак.

И шепчет мне лямка: «Держи меня, милый,
Не гневайся и прости
За то, что твои отнимаю силы
И плечи тру до кости».
И там, где земле расступиться впору,
Мне ноги камнями рвет
За то, что свой крест волоку я в гору,
А не наоборот.

Был вечер тот не по-земному ласков,
А имя состояло из трех букв.
Она была красивой синеглазкой,
И я ее не выпускал из рук.

Был я куражной славой избалован,
Влюбиться мог и сгинуть на бегу,
И кувыркался чувствами, как клоун,
В азарте на курортном берегу.

Где волны с гребешком белее мела
Кидались в ноги и хлестались в мол.
Она мне тихо из-под мышки пела,
И целый мир улегся и умолк.

И был счастливый я и полупьяный,
И в лен волос ее заныривал рукой,
И ночь окуривали сладкие кальяны
Красивой синеглазенькой такой.

Вечер грустен и без песен вышел как обряд:
Светел, нем и свят – как крест на рясе.
Я бельмом в глазу ночного фонаря
Поторчу и двинусь восвояси.

По памяти, повдоль неонных знаков —
Под пестрой их водой мой путь так одинаков —
На те же улицы гребу, на те же переулки.
Я в Екатеринбу…
В Екатеринбу…
В Екатеринбурге.

Увязался, не отгонишь, пес-мотив простой,
Громыхает цепь стихотворений.
Первая же встречная мне девочка, постой,
Грех не наломать тебе сирени.

Года мои – в горсти изломанные ветки.
Сирень, меня прости, я только что из клетки.
Кричи, закусывай губу, ведь я приписан в урки!
В Екатеринбу…
В Екатеринбу…
В Екатеринбурге.

И погост, и дом казенный, и церковный звон —
Вот они, бок о бок неизменно.
Вечный Плен с Трезвоном Вечным сменит Вечный Сон —
Прав Есенин: все мы в мире тленны.

Пока же мы не тлен, и наша жизнь не ретро,
Мы – ветры перемен, пусть корчатся от ветра
У пьедесталов на горбу державные придурки.
В Екатеринбу…
В Екатеринбу…
В Екатеринбурге.

Хворь сделала свое дело —
Пришлось – и перо сложил.
В Америке жил он телом,
Душою в России жил.

Перо окунал в стакане
И строчки швырял на кон —
В России он хулиганил,
В Америке чтил закон.

Но в строчках среди истерик,
Признаний в любви и слез
Нигде не видать америк
За локонами берез.

И вот, улеглось, отпело,
Но, все ж, под исход тепла
Вернуть попросилось тело
Туда, где душа жила.

В солнечном порту, где все глаза раскосы,
Где седлает солнце мачты, словно кол,
Где дурной травой шпигуя папиросы,
Подмигнёт тельняшечник мне, пропит и гол.

В солнечном порту изогнута лекалом
Год назад, и два, и нынче точно так,
Дама на углу стоит, как и стояла —
Вспыхивает-гаснет «Мальборо»-маяк.

Весел я, но мне не ощупать порт,
Здесь не я один хочу ее обнять.
Выберусь и – прочь. Закачаюсь, горд —
На сто пальм березу мне не променять.

Хриплы голоса. Гудки из моря хриплы.
Льёт на плечи бронзу солнечный черпак.
Небо хочет птиц, но к глазам прилипли
Бронзовые чайки, севшие в кабак.

Якорь тяжко спит. Меня не ждут на трапе.
Поднял паруса я бы всей душой.
Белый и смешной в азиатской шляпе,
Брошусь на песок – тёплый, но чужой.

В то окно, где жил-был я, стучала ветка,
И в стекло ломились ветры и дожди.
Мне распахивала створки, будто клетка —
Вылетай, летай-летай, ходи-броди.

И катились мысли прочь по спицам улиц,
И шагал своей дорожкой лунный свет,
Где однажды с ней мы вдруг не разминулись,
Потому что двух дорог случайных нет.

Этот город был большой волшебной сценой —
То луны, то солнца диск горел околь.
Там сирень дворы топила сладкой пеной
И лететь, лететь хотелось на огонь.

И за то любой судьбы костить негоже,
Как негоже одному за здравье пить —
Все мы были удивительно похожи,
Всем однажды в жизни выпало любить.