Борис Ефремов - Предание о Серафиме Саровском. Роман в стихах

На всё, что к Господу ведёт.

Нам не любить друг друга надо,

А изгонять и убивать.

Война – и мать нам и отрада,

Причастие и благодать.

В нас – ледниковая застылость

И древнегреческий Борей.

Но прояви к нам, отче, милость

И души наши обогрей.

В молитвы мы не очень верим,

Но ты молись за нас, молись.

И, может быть, назло потерям,

Духовней станет наша жизнь.

И, может быть, из долгой фальши

Мы свет увидим лучших дней.

Молись, как ты молился раньше,

В Саровской п у стыне своей.

НА БЕРЕГУ САРОВКИ

(Продолжение)

Туманной утренней порою —

Ещё и птицы не поют,

Лишь только сторож храм откроет,

А наш послушник тут как тут.

Легко идёт к иконостасу,

Но молчаливые шаги

И Богородице, и Спасу,

И Духу Церкви – жизни гимн.

Напоминают, что начался

Христовой славы новый день.

Однако сумрак не сдавался,

В холодном храме всюду тень.

Но вот свеча у аналоя

Горячим пламенем зажглась.

И сразу в тишину покоя

Ручьём молитва пролилась.

Священник, зажигая свечи,

В устах улыбку затаил.

«Ведь новичок ещё. А нечем

Мне упрекнуть его. Где сил

Берёт мальчишка! Даже старцы,

Так от огня отличен дым,

По высшей мерке, может статься,

В молитве не сравнятся с ним…»

Он Мошнина на службе видит –

Стоит послушник час и два,

Насколько служба длинной выйдет.

Что он жив о й, едва-едва

Со стороны заметишь это.

Напрасно хлопнешь по плечу,

Не будет от него ответа.

И лишь в глазах сиянье света,

Невиданные вспышки чувств.

«А если, – остро мысль мелькнула, —

Мне взять его пономарём?

Вот и проблему ветром сдуло.

Пожалуй, славно заживём».

Когда послушник новый кротко

Вошёл за батюшкой в алтарь,

Припомнил, как сказал Володька:

«Читаешь, словно пономарь».

* * *

Из храма Прохор торопился

Не к монастырскому столу,

Он в тихой келейке садился

Со Словом Господа в углу.

Или за проповеди брался

Кого-то из святых отцов.

Или молиться принимался

Перед Христом. В журчанье слов,

Ему чудесно открывался

Хор Богу. Из цепей земных

Он вырывался и терялся

В неведомых мирах иных.

Но самого себя потерю

Потерей вряд ли назовёшь.

Ты растворён в Христовой вере,

Одною верой ты живёшь.

И ничего на свете слаще,

И ничего разумней нет.

Как будто ты в небесной чаще

Без горя и земных сует.

И, вероятно, не случайно

В Сарове старцы помудрей

Усваивали Божьи тайны,

Не в келье сумрачной своей,

А где-нибудь в лесах дремучих,

Которые под пенье вьюг

И солнечных метелей жгучих

Росли на монастырской круче

И на десятки вёрст вокруг.

* * *

Послушник с первой просьбой к старцу,

Чтобы в свободные часы

Дал разрешенье удаляться

В лесные дебри. «Милый сын!

По возрасту, пожалуй, рано

Тебе нести сей тяжкий труд,

Но я препятствовать не стану.

Тебе, пожалуй, впрок пойдут

Уедин е нные моленья.

С начальных дней заметил я,

Что тишина уединенья

Как мать родная для тебя…»

Нашёл по вкусу дебри Прохор.

Едва сквозь ветки свет дневной,

Он думает: «Совсем неплохо.

Вот только чёрточки одной

Не достаёт. Тут словно в клетке.

Зато такой простор в душе.

И всё же лакомку медведку

Сюда бы мне». А сам уже,

Сердечному предавшись ритму

Да так, что мир растаял аж, —

За Иисусову молитву,

За «Символ веры», «Отче наш».

И снова вечности дыханье,

И к Божьей Истине полёт,

Которые войдут в преданья

И – в наше – входят.

* * *

Минул год

Упорного служенья Богу.

Собратья по монастырю

Его особую дорогу

Признали дружно как зарю

Духовно-новых восхождений.

Признали в Прохоре талант

И даже не талант, а гений

Житьё своё устроить в лад

С горячей высотой молений.

И вдруг послушник заболел,

Да так безудержно-опасно,

Что не вставал, смертельно бел,

И ежедневно, ежечасно

Мученья страшные терпел.

Иосиф у его постели

Дежурил служкой день и ночь.

И вот, как птицы, улетели

Последние надежды прочь.

«Как хочешь, – говорит больному

Иосиф, – видно, без врача

Не обойтись. А по-другому

Никак нельзя. Не ровен час». —

«Не ровен час. Да только, отче,

Я дух свой Господу отдал.

Он и Целитель главный, впрочем», —

Духовнику больной сказал.