Борис Ефремов - Предание о Серафиме Саровском. Роман в стихах

Они тогда и знать не знали,

Что там и тут, в местах глухих,

С годами силы вызревали,

Которые изгонят их.

Но главной силой был пустынник.

Он в р а донежской стороне

Святую истину постигнет,

Как гибнущей помочь стране.

Он князю Дмитрию Донскому

Благословенье даст, чтоб он

Собрал бы воинство людское

Разрушить дьявольский полон.

И вот когда он шёл на битву,

На тьму монголов и татар,

На непрерывную молитву

В монастыре игумен стал.

Он видел всех, кто в битве падал,

Сражённый вражеской рукой,

И под скорбящим этим взглядом

Терпел крушенье тать лихой.

А он молился и молился

На радость нам, на зло врагам.

Вот потому и появился

Одноимённый курский храм».

Забыв о чае ароматном,

Глаза Володька опустил:

«А я, вреднее супостата,

Уж согрешил так согрешил.

Когда нам про медведя Прошка

И про святого прочитал,

По правде, а не понарошку

Я это сказкой обозвал.

Теперь дошло, как был неправ я…»

Он так по-взрослому открыл

Своё страданье, что Агафья

Как бы сиянье горних крыл

За ним увидела. Хозяйка

Сказала: «Гибельную тьму

Разгонит исповедь. Давай-ка

С тобой помолимся ему ».

Они стояли у иконы.

И так тепло смотрел на их

Исповедальные поклоны

Всея Руси святой святых.

ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Я долго к этому преданью

Шёл неподатливой тропой.

Через грехи свои, страданья,

Но и великие деянья

Подвижников страны родной.

Когда, сам на себя озлобясь,

Я думал – грех мой навсегда,

Вставал передо мною образ,

Как Вифлеемская звезда.

То был один из ликов чудных,

Который я, конечно, знал,

Но в несуразных, многотрудных

Своих скитаньях забывал.

А образ в горький миг иконой

Входил в больную душу вдруг

И неустанно, неуклонно

Меня вытаскивал, как друг,

Из грязи, что была вокруг.

На этот раз в моём чертовском

Паденье, не чета другим,

Ты руку мне подал, Саровский,

Богоподобный Серафим!

Ты для меня был всем, что свято,

Что недоступней, чем судьба,

Как Р а донежский был когда-то

И есть для нас и для тебя.

Но ты сказал мне, что негоже

Тебя до неба возносить,

Что страшный грешник ты такой же

И что хотел бы лучше быть.

России дух! Ты словно берег

Среди губительных морей.

Ты мне в себя помог поверить

И вывел из беды моей.

И, бесконечно благодарный,

Принялся я за этот труд

В надежде, что в дороге дальней

Твои молитвы сил дадут.

Они нужны мне, как дыханье,

Как крестик, что спасёт в бою,

Нужны, чтоб новое преданье

Не исказило жизнь твою.

ЗЕМНОЕ И НЕБЕСНОЕ

(Глава первая)

Ещё зарёй не заалело

Ночного неба полотно,

А Вовка (вот не спит, холера!)

Тихонько постучал в окно.

«Ну, чо тебе? – ответил Прошка. —

Рыбалить нынче не пойду». —

«Да подожди же ты немножко.

Кажись, я впрямь попал в беду».

Мошнин поднялся недовольно,

Открыл окно. И вправду друг

Белее мела – видеть больно —

Стоял. В глазах застыл испуг.

«Да чо с тобой?!» – В плену икоты

Он кое-как проговорил:

«Я спал уже… а он с иконы…

Сердито… пальцем… погрозил…»

Кто погрозил – пытался Прохор

Узнать в наставшей тишине,

Но, видя, как бедняге плохо,

Сказал: «Давай залазь ко мне».

Они лежали на кровати,

Не говорили ни о чём.

И тут Мошнин сказал: «А кстати,

Мы утром с мамкой в храм пойдём.

И ты». – «Да ловко ли втроём?» —

«А чо такого, ты ведь с нами.

Иди и не боись о том.

Нам по делам на колокольню,

Тебе к святому прямиком». —

«Дак я в молитвах-то не больно…» —

«А ты простецким языком

Ему о горе о своём…».

* * *

Но мать решила по-другому.

Они вошли все вместе в храм,

Отдали почести святому,

И по строительным делам

Агафья с сыном удалилась.

А Вовку мастер не пустил.

Запрещено. «Скажи на милость,

Мне быть на стройке запретил.

Да я на этой самой стройке

Бываю сотню раз в году.

Хоть на замок её закройте,

Туда я снова попаду».

И правда – тайными путями

Он в колокольню проникал,

Когда над сонными домами

Закат печально угасал.

Но Вовке не было тоскливо.

С предельной этой высоты