И брат не раз его за чтеньем,
В блаженстве этом заставал.
«Пожалуй, Божьим повеленьем
Ты не купец», – он с сожаленьем
Подумал эдак и сказал:
«Ты вот что, Прошка. Ты сегодня
Всю правду маменьке скажи.
Твоя стезя – стезя Господня.
Любая правда – лучше лжи».
* * *
Признаться, и сама об этом
Агафья думала не раз.
Паденье сына стало метой,
Святой недаром сына спас.
Пусть сходит в Киевскую лавру.
Там есть отшельник Досифей.
Он заслужил в народе славу
Стезёй пророческой своей.
И если в Прошке дар отрадный —
Сподобит славный путь ему.
Она же замышлять преграды
Не станет сыну своему.
Но даст ему благословенье
И медный крест, который был
Из поколенья в поколенье
Источником духовных сил.
Агафья так и поступила,
И сын покинул отчий дом
Лишь с тем, что самым ценным было —
С благословеньем и крестом.
И с тем крестом, тяжёлым, медным,
Мошнин во все свои года,
Как с Божьим даром заповедным,
Не расставался никогда.
* * *
А в лавре Киево-Печерской
Господь их в самом деле свёл.
Скитальцы шли гурьбою тесной,
И Прохор вместе с ними шёл.
Такую дивную святыню
Мальчишка видел в первый раз.
Шёл по-простецки рот разиня
И не сводя подолгу глаз
С церквей, построек монастырских.
Их гид, почтенных лет монах,
Кровей отнюдь не командирских,
Нетороплив, но строг в словах,
Провёл их каменным подворьем,
По тайным сумеркам пещер.
Всё было, не без Божьей воли,
Как назиданье и пример.
Но незаметно пролетели
Часы блаженные. И вот
Экскурсовод мальчонку в келью
На удивленье всем ведёт.
«Удачник! Счастье привалило», —
Услышал Прохор за спиной.
А у него как будто силы
Не остаётся никакой.
Что скажет он, юнец зелёный,
Отшельнику, который век
Прожил в молитве окрылённой?
Святой, по сути, человек.
Но вышло, что святой не много
Его расспрашивал. Спросил:
«А любишь ли, мой милый, Бога?» —
Глаза удачник опустил.
«Люблю. И с каждым днём острее.
Но горе сердцу моему —
Хочу, но как-то не умею
Всё это высказать Ему».
«В Саровскую, мой милый, пустынь
Гряди. Лишь там, и только там
Тебя и письменно и устно
Делам обучат и словам.
Ты в этой пустыне духовно
На службе Богу возрастёшь.
Послужишь людям полнокровно,
И в царство вечное уйдёшь».
И он спешит к реке Саровке,
Где, курскую венчая ширь,
На взгорье примостившись ловко,
Мужской прижился монастырь.
НА БЕРЕГУ САРОВКИ
(Глава вторая)
Пахомий, живший раньше в Курске,
Отец отшельного мирка,
По-православному, по-русски
Радушно встретил земляка.
Как Досифей, и он приметил
Огонь взрослеющей души,
Сказал, как день весенний светел:
«Ну что же, Прохор, послужи,
Отстав от омута мирского,
Тому, кто мир от смерти спас».
И вот у старца он святого
В послушниках. И в первый час
Мошнин уже в пекарне жаркой;
Заслонка так накалена,
Что чем-то вроде длинной палки
Отодвигается она.
И хлеб духмяный на лопате,
И тоже крепко раскалён.
И тут припомнилось некстати,
Как за прилавком «чахнул» он.
Всё стой и стой зимой и летом,
И черепахой время шло…
Теперь, поди-ка ты, об этом
Так вспоминается светло.
Но он забыть себя заставил
Прошедшее, как тяжкий сон.
Здесь нету тех свободных правил,
Здесь высшей строгости закон.
И как бы сердце ни хотело
Вернуться к прошлому тому —
Оно бесследно пролетело,
И возвращенья нет к нему.
Потом была столярка. Кузня
Её сменила. А потом
Просфорня следом. Эка, грузно
Профессии копились в нём.
И если кто-то в чём нуждался,
И словно камень шёл ко дну,
То непременно направлялся
Всё в ту же келейку одну.
Незнайке знающий отшельник
Советовал: «Верней всего,
Иди к Иосифу. Келейник
Великий мастер у него…»
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
О, Серафиме чудотворный!
О, преподобный отче наш!
Ты со своей вершины горней
На всепланетный ералаш
Печальным взором напряжённым
Глядишь и молишься за нас.
Неверием опустошённым,
Нам всё едино – век и час .
Безумно мы ушли от Бога
В печальном большинстве своём
И неразумно и убого
Для тела грешного живём .
Нам власть нужна, нужны богатства,
Нужны и слава, и почёт.
Нам наплевать на честь и братство,
Читать дальше