Наталья Патрацкая - Бронзовые стихи. Лирика

И в памяти вдруг остается тот,
кто умер лихо иль прожил нелепо,
их творчества сильней ток
становится питаньем века.

Можно быть самой богатой
и не иметь ничего,
взятки взимать лопатой,
будто бы дерн с кой – кого.

И в своей малой квартире,
где очень тесно в сердцах,
думать о сказочном мире,
в золоте и в зеркалах.

Пусть отражается в стеклах
добрый, загадочный взгляд.
Он, только он мои зерна,
он – ненасытный мой клад.

Где – то дороги в машинах,
там суета из сует
рвется на собственных шинах
алчущих, жадных сердец.

Видят в машинах реванши
то ли за рост, то ль за вид,
бегают длинные марши
с видом вальяжным как гид!

Все – то и знают, и видят,
мнят себя барской средой,
только бедняги не видят,
что смерть бежит под рукой.

Сколько вас копят деньжата,
чтобы скорее за руль.
То ли душа маловата,
то ли на счастье – то нуль.

Я ухожу по тропинке
от суеты городской,
в сердце по шинам поминки,
и по квартире с тоской.

Уложить мне мысли часто надо,
вьются мысли стаей у виска,
будто в дверь стучаться мыслей склада,
а она немножечко низка.
Так бывает после сдачи темы,
после всех значительных работ.
Затихаю, я от мыслей смены,
пусть посмотрят множество дорог.
Надо выбрать новые стремленья,
подкопить и знанья для рывка,
и в ячейках мозга столкновенья
стихнут у подножия витка.

Усталость навалилась на меня,
на угнетение тающего дня,
так давит бело-влажная среда —
всегда.

Я тороплюсь порой ответить нет,
в расцвете и на склоне мудрых лет,
я тороплюсь к своей большой звезде —
везде.

Прохлада неба ляжет на ладонь,
по ней стремглав промчится черный конь,
мечты тогда впрягаются в года —
всегда.

По буквам белых клавиш я стучу,
себя, других чему-то я учу,
и что-то пробуждается в душе —
уже.

Несите кони красных русских букв,
под равномерный, мерный, верный стук
в печатный мир белеющих бумаг.
Я – маг.

Медленно уходит напряженье
и приходит внутренний комфорт,
отдает судьбе распоряженье
о приуменьшении забот.

Суета и нервные страданья
улеглись под снежною зимой,
приумолкли все исповеданья
в жизни очень тесной и простой.

Нет иллюзий о моем признанье,
нет надежды на любой успех,
есть одной судьбы существованье,

тихое конструктора призванье,
замолчавший твой нелепый смех
о мое спокойное молчанье.

От наслажденья в звуках застываю
и в музыке Чайковского тону,
под переливы звуков точно знаю:
перехожу я в классиков страну.

На стороне классических звучаний
углублена я в мудрость наших дней,
Шекспира лучезарное признанье
предпочитаю логике страстей.

Есть в звуках музыки природа
и красота лесных ветвей,
застывших, в серебристых сводах,
и в музыкальности людей.

И сила страсти вечной темы
сквозит сквозь нотные листы,
но заглушают их системы,
и электронные хвосты.

От наслажденья в звуках застываю
и в музыке Чайковского тону,
под переливы звуков точно знаю:
перехожу я в классиков страну.

Не ищу одобренья людского,
и проходит оно стороной,
я ищу состоянье такое,
когда сердце не просится в бой.
И спокойно, порой деловито,
я иду по полям своих дел,
и нет мысли, чтоб быть знаменитой.
Муж меня ненароком задел.

А муж мой – он на всем экономный:
на себе, на других, на делах,
внешне он, очевидно, что скромный.
Но вот в мыслях частенько – аллах.
Преклоняюсь пред знаньями века,
а муж ими пропитан до дна,
видно мне повезло с человеком,
не бываю я дома одна.

Мы и рядом, но вечно не вместе,
до сих пор искры часто летят.
Мы вдвоем, мы как строчка из песни,
нам разлуки – века не простят.
Отчим, мачеха – это пустое,
без обиды для всех говорю.
Для детей – счастье очень простое,
быть с отцом, я его не корю.