Наталья Патрацкая - Серебряные стихи. Лирика

Верность – работе и долгу.
Верность – семье и себе.
Все, что он делает – с толком.
Честность – всегда и везде.

Качество в каждой работе:
в модуле, схеме и плате.
Жизнь остается субботе,
пять дней идет он к зарплате.

Где-нибудь он в воскресенье
может летать или плыть.
Вот ведь какое везение:
может он разным ведь быть!

Годы идут. Не стареет.
Умный умнеет всегда.
Графики мудрости реют,
Тихо витают года.

Когда исчезли все мечты
беспрецедентно.
Когда совсем не нужен ты
эквивалентно.

На редкость грубые мазки
снуют по небу,
то бело – серые мостки,
и пруд без нерпы.

Болото в жизни – это вот,
когда все пусто.
Когда пустыня из забот,
но очень грустно.

Придумать надо что-то мне,
чтоб кровь струилась,
чтобы не думали: «А мнит,
всего добилась».

Совсем не так, иду вперед,
очки на вынос.
И что-то новое грядет,
в строке – невинность.

В судьбе вся кончилась недвижимость,
остались только лоха троны.
Осталась только чья-то видимость.
Звонки. Звонки. Тишь. Телефоны.

Кому поверить? Вроде некому.
Куда пойти? Увы, не знаю,
и промолчать, как – будто некогда,
и позабыть о чем мечтаю.

Потом все ищут, кто под поездом,
а кто слетел с домов вершины.
Самоубийцы – это пайщики,
иль те, кого в обман втащили.

Отдали люди свои денежки,
а их смертельно обманули,
и нервы просто разрываются.
И тут звонят. Нет. Потонули.

Внимание, чудо – лохов гонщики,
на вас нет судий, нет полиции.
И вы, как ассы велогонщики,
несетесь перед горем – лицами.

Эх, какие дороги, развилки,
переходы внизу и вверху!
Опоздал? Не доехал до вилки?
Так худей в пробках и ни гу-гу.

Город пробок и видеокамер.
Шаг проехал – плати – не хочу.
Город едет. И вдруг, будто замер.
Опоздал? Тесен мир лихачу.

А когда все машины столпились,
рядом пусто, дорога пуста.
Застолбили, заедешь – заплатишь,
кто-то держит себе полосу.

Дом огромный, а рядом дом больше,
дом на дом наезжают порой.
А народ по машинам все тоньше,
им не кажется – мир сей игрой.

Трудно выспаться. Некогда. Позже.
Надо ехать. Дороги пусты.
А вот камера, кто-то стал толще,
у кого-то карманы пусты.

Я знаю, кто построил пирамиды!
Их мамонты построили, друзья.
Не надо на меня пустой обиды,
давно все было, но все помню я.

Четырнадцать мгновений пролетело,
и каждое мгновенье – тыща лет.
Семь метров было и людское тело,
и каждый человек наш был – атлет.

Да, мамонты гуляли, носороги,
деревья ускользали в толщу лет.
Цвели пески, и делали дороги,
и блоки поднимали как букет.

Не верите? Проверите. Погода
тогда была совсем, совсем иной.
И кислород гулял, нагуливал породу.
Трава в песках огромная росла.

И не была песка. Нил разливался,
как море или больше. Тишина
плыла средь пирамид. Век обрывался.
Ушли те великаны навсегда.

Балка над дорогой, рельса на земле,
где же те строители, что так спят во тьме?
Надо так построить мостик у МИЭТ,
чтобы все стояли в пробках по пять лет?

Кто бы эту рельсу поднял над землей,
чтобы уложили балку всю на ней?
Это торопились мэру угодить,
балка и прогнулась, рельсу – позабыть.

Чудаки, однако, строят переход,
быстро, очень быстро все за месяц – грот.
А погода – чудо, падает лишь снег,
ускоряют люди утренний свой бег.

В ледяной упаковке светились леса,
солнце в них веселилось невольно.
Вмиг застыла сосулькой дождинки слеза,
но деревьям от тяжести больно.

Ледяные деревья склони главу,
ветки вниз наклонились упруго.
И застыли они, и молчат на ветру,
и прозрачны они, но им туго.