Алексей Фатьянов - Когда весна придет, не знаю

Пляшущий водяной.

Ведьма косматая в ступе

Мчится, зубами скрипя,

Кажется, что наступит

Сам сатана на тебя.

Стулья проходят по лестнице,

Топая сотнею ножек.

Ночь одинокого месяца

Целит отточенный ножик.

Стекла оконные лижет

Просто кошмарный гном…

Сядь, дорогая, поближе

И занавесь окно…

Сядь, дорогая, поближе

И занавесь окно.

Теперь на родине, я знаю это точно,

На землю черствую дожди упали ниц.

На крышах и на трубах водосточных

Расселись стаи галок и синиц.

Сошлись подруги к Старостиной Кате,

Толпятся вкруг стола, уселись на окне.

Грызут орехи, вышивают платья.

А Катя (чем я плох?) рубашку, может, мне.

Дожди идут, и вечер ближе, ближе.

И улицу завешивает тьма.

Промозглый ветер стекла окон лижет

И натыкается на спящие дома.

Не спит земля, раскинувшись широко,

Над нею юноши крылатые летят…

От Сестрорецка до Владивостока

В такую ночь все девушки не спят.

Ты на память оставила клетчатый

От цветастого шарфа лоскут…

Ах, куда же девать человечью,

Непонятную эту тоску?

Холодны, признаюсь, без тебя вечера.

Ходит ветер околицей, стонет…

Ты забыла, что было вчера,

Пусть же прошлое тонет…

Тоня… Я брошу по ветру озябший лоскут

Твоего полушалка брусничного.

А ветер, как листья, швырнет тоску,

Листья из дела личного.

Они полетят на широком ветру,

Закружат бесформенный вальс.

Но ты их найдешь как-нибудь поутру

Там, где с тобой целовались.

Ты по улице не раз тут

Проходила среди дня.

Отчего не скажешь – здравствуй,

И не взглянешь на меня?

Для тебя надел я новый,

Неодеванный еще,

Синий, с крапинкой лиловой,

Для тебя, для чернобровой,

Самый модный пиджачок.

Вспомни, Любушка-Любуся,

Чудо – небо в синих бусах,

Чудо – ленты в косах русых,

Подходи, целуй, любуйся!

Целовала – мало, мало!

Обнимала – мало, мало!

Все мне мало, мало было –

Я же знаю, что любила!

Неужели позабыла?

Ты по улице не раз тут

Проходила среди дня.

Отчего не скажешь – здравствуй,

И не взглянешь на меня?

Я уйду, как пришел, незамеченным,

Затеряюсь в широких ветрах,

Отдыхая с улыбчивым вечером

На коленях нескошенных трав.

И не будет беседы… Скучая,

Буду думать, траву теребя,

О стакане остывшего чая,

Недопитом вчера у тебя.

И, в щеках ощущая горенье,

Не сдержу очумелую кровь.

Возвращусь, чтобы с веткой сирени

Бросить в руки твои – любовь.

Чтобы в теплых твоих ладонях

Удержалась она, тепла…

…Так ребята берут гармони,

Чтобы песня у них поплыла.

Не могу я уйти незамеченным,

Я хочу, чтоб, теряясь в ветрах,

Шли мы вместе улыбчивым вечером

По коврам замечательных трав.

Окна тихо хлопали в вечер голубой,

Хорошо ли, плохо ли жили мы с тобой.

Не об этом думаю, не о том тужу,

Раз с другою вечером под руку хожу.

Говорю, что разные есть в пути извилины,

Может, и напрасно мы крепко полюбили,

Этого не знаю. Может, в целом свете

Я один шагаю в тишину и ветер.

Пусть увозит прошлое время-грузовик,

Ты меня, хорошая, лучше не зови.

Убежать бы в луга,

Закопаться в траве,

Чтоб лицо целовали цветы.

Отшумевшая сила шальных кровей,

Как сегодня бушуешь ты!

И понять этот гул невозможно никак…

Мне б коня чистокровного прыть,

Ускакать бы, бежать

Иль на дно ботника

Навзничь упасть

И уплыть.

Чтоб река, набегая, рычала тебе,

На дыбы становясь, про смерть.

Ты б спокойно,

Так только спокоен Тибет,

Ей сказал, как собаке, – не сметь!

Чтоб она, успокоясь, вильнула хвостом,

Покатила бы глухо волну.

Чтобы звезды пришли в непомерный восторг

И гурьбой окружили луну,

А она, наклонившись седой головой,

Начала бы такой рассказ:

«Жил да был на земле паренек молодой,

Он стихи сочинял про нас.

В небольшой деревеньке – вон там, под горой,

Он родился в весенний день,

И когда он ломал у соседей плетень,

Дед всегда говорил – герой!

А потом для порядка вожжой стегал

(Мальчику это не в стыд…).

Он ходил по глубоким, скрипучим снегам

В школу

За три версты.

Собирал по весне дикий лук и щавель.