Ирина Батраченко - По небу бабушки летели. Стихи

8

и не катится по накатанному
и не ездится по наезженному
расползается всё залатанное
и тоскуется по недонеженному
не летается по уже лётанному
не плывётся по уже плытому
свечи зажжены огнемётами
не живётся по уже житому
9

А жизнь опять меняет ценники.
За убежденья вновь сидят,
и сортовые шизофреники
твоей судьбой руководят.
Всегда беременна запретами,
власть, поощряя суррогат,
плюётся жёлтыми газетами
и собирает компромат.
Раскатаны законы траками,
и кто-то едет волчьей тьмой —
но не в такси, а автозаками,
и в КПЗ, а не домой.

10

Печально, но вряд ли кому нужна
твоя геометрия арлекина.
Многим бы пива да эрзац-кина,
а ты тут всерьёз со своим пианино.
Страна давно превратилась в Тролльхаузен —
такие же праздники и те же порядки.
Разобран на цитаты тот самый Мюнгхаузен,
но жизнь по-прежнему строго по разнарядке.
В деревнях, кроме старых подков
на счастье, счастья никто не видит.
В городах, кроме новых оков,
ничего не получит тот, кто выйдет.
И кривляется в нас вечное «бы»,
заднего ума кособокая сила.
Это – недовытравленные рабы.
…Тебе мама об этом не говорила?..
11

По белой дороге, похожей на ленту,
шагал человек, нарисованный кем-то.
Размахивал дудкой, похожей на флейту,
пел голосом, очень похожим на чей-то,
терялся в порталах, похожих на гейты,
и сам был похож на себя – хоть убей ты.
Встречал он печалей, похожих на радость,
случайностей, очень похожих на гадость,
зверей, так похожих на добрых людей,
людей, так похожих на злобных зверей.
Он видел любовь, что похожа на сказку,
Пегаса, впряженного в сани савраской…
И только война ни на что не похожа:
у ней безобразная сытая рожа,
дурными вестями стреляющий рот,
который всегда по-чиновьичьи врет.
Шагал человек от песков до причала;
от гор до полей его флейта звучала.
Хрипел флажолетом он ноту одну,
горюя, что мир так похож на войну.
12

Святая Мария
Святая Мария
Твоя благодать
Твои слезы святые
Дождями ручьями
Над миром над мором
Весною грачами
Над полем над бором
Зимой над крестами
Оливковой кущей
По осени стаей
Волковьей бегущей
А летом над дымом
Святилищ и войн
Мне даришь молитву
А я тебе вой

13

Каждый первый из нас – мыслитель,
эрудит и оригинал.
Наш распухший от дум числитель
знаменатель нести устал.
Извлекает ненужный корень
или в степень возводит пшик
и непонятый алкоголик,
и непуганый большевик.
По расчету, по цифре голой
в столбик загнан недлинный путь…
И увядший листок фиговый
прикрывает больную суть.
14

…Когда порвутся бусы наших лет,
рассыпавшись притёртыми годами,
сонатою окажется сонет,
и словом – струн прощальных флажолет;
и, в платьях с золотыми рукавами,
те, кто невидим раньше нами был,
вдруг явятся – над городом, над страхом:
– Любила ли? – Прощал ли? – Не любил?
И чин неважен твой, и вид, и пыл —
в зачёт лишь Свет в тебе;
всё остальное – прахом.

15

Всего лишь – провисшие провода,
всего лишь – солнце закатное.
Стоишь истуканом, и ни туда
не можешь идти, ни обратно.
И будто шагать уже ни к чему,
и будто воздух твой рвётся,
и будто уже никому, никому
обнять тебя не придётся.
И будто уже никого, никого
обнять тебе не придётся.
И я не могу понять одного —
при чём тут закатное солнце?..
…День сдёрнут, застрял в облаках, как дрон
в антеннах над кровлей храма.
Продавлен объявленный вечным трон.
И смазана панорама.
16

Жерновами по каждому время проходит,
и стакан в это крошево дней льет вискарь.
Заводной апельсин свой performance проводит,
и фальшиво звонит по нему пономарь.
А в чернильнице памяти – непроливайке —
самиздат и фарца, миру-мир и портвейн;
там всегда под дождем мокнет брошенный зайка,
курят хиппи и скоро родится Кобейн.
Оттого, что пропитаны мы, как гашишем,
дымом родины, добрый ты мой побратим,
недобитки, мы всё же допьём и допишем,
дорисуем, докурим, дожмём. Долетим.
17

Все это – призвуки, морок, усталость.
Гулким форшлагом – война в голове.
Лезу на башню – лишь прыгнуть осталось.
В окнах мелькает валькирия… Две!
Воздух холодный. Дышу, как придется.
Пьет музыкант с золоченой трубой.
Вороном черным валькирия вьется;
крутится, дура, как шар голубой.
Ты не из нашей былины; Валхалла
ждет не меня. И заслуги не те.
…Там, где Хехцир-гора, птица слетала
с древа шаманов к амурской воде:
хвост – что копье для медвежьей охоты,
клюв – как пешня, чтобы лед продолбить,
перья в крылах – сабли тонкой работы…
Эй, птица Кори, лети сюда! фьюить!
Глянь, как стемнело в твоем Приамурье,
бубен услышь сиуринку-сама 2 2 Сиуринку-сама у нанайцев – врачующий шаман. …
Бьет он, колотит в него со всей дури,
голос сорвал и устав поломал.
Я – как шаман, только без барабана.
Пью с музыкантом и рот свой кривлю.
Кори не слышит. Боится обмана.
Кори, я тоже обман не люблю.
18