Владимир Бенедиктов - Стихотворения (1884 г.)

Глядь! – сверху нависнул уж старый кулак.
Кулак, соблюдая свой грозный обычай,
«Куда ты, – кричит, – не со мной ли в борьбу?
Ты знаешь, я этой страны городничий?
Негодная, прочь! А не то – пришибу,
Я сильный крушитель, всех дел я вершитель,
Зачем ты с огнем? Отвечай! Сокрушу!
Идешь поджигать?.. Но – всемирный тушитель –
Я с этим огнем и тебя потушу».
– «Помилуй! – ответствует мысль молодая. –
К чему мне поджогами смертных мутить?
Где правишь ты делом, в потемках блуждая, –
Я только хотела тебе посветить.
Подумай – могу ль я бороться с тобою?
Ты плотно так свернут, а я, между тем
Как ты сотворен к зуболомному бою,
Воздушна, эфирна, бесплотна совсем.
С живым огоньком обтекаю я землю,
И мною нередко утешен бедняк.
Порой – виновата – я падших подъемлю,
Которых не ты ль опрокинул, кулак?
Порою сама я теряю дорогу
И в дичь углубляюсь на тысячи верст,
Но мне к отысканью пути на подмогу
Не выправлен твой указательный перст.
Одетая в слово, в приличные звуки,
Я – мирное чадо искусства, науки,
Я – признак единственный лучших людей,
Я – божьего храма святая молитва.
Одна мне на свете дозволена битва
Со встречными мыслями в царстве идей.
И что же? – Где в стычке кулак с кулаками,
Там кровь человечья струится реками,
Где ж мысль за священную к правде любовь
Разумно с противницей-мыслию бьется, –
Из ран наносимых там истина льется –
Один из чистейших небесных даров.

Люди – дети, право, дети.
Что ни делайте, всегда
Им всего милей на свете
Вкус запретного плода.
Человек – всегда ребенок,
Говоришь ему: «Не тронь!» –
Из хранительных пеленок
Всё он тянется в огонь.
Иногда с ним просто мука:
«Дай мне! Дай!» – «Нельзя. Тут бука».
– «Цацу дай!» – «Нельзя никак».
Рвется, плачет он. Досада!
«На, бесенок! На!» – «Не надо».
– «Да ведь ты просил?» – «Я – так…»

Что ж делать? – Судьба приказала
Им вечно друг друга терзать.
Их брачная доля связала,
Узла их нельзя развязать.

Сожительство тяжко обоим,
Где ж брака высокая цель?
А мучить друг друга легко им:
Всё общее – дом и постель.

И всюду они неразлучны,
Друг на друга злобно глядят,
Взаимно несносно-докучны,
Ревниво друг друга следят.

Им страшно, чтоб, рано иль поздно
От «вместе» успев ускользнуть,
Минуты блаженного «розно»
Из них не вкусил кто-нибудь.

Стараясь во всем поперечить
Друг другу и въявь и тайком,
Стремятся свой ад обеспечить,
Несчастье сберечь целиком.

И, скрежетом брани, проклятья
Наполнив и ночи и дни,
Печально смыкают объятья
И верны друг другу они.

Приходит уж старость и древность,
Уж искры угасли в крови,
А всё еще глупая ревность
Грызет их в насмешку любви.

Посмертного злого недуга
В томленье, средь мук без числа,
Две жизни изводят друг друга…
А брака законность цела.

Набросать мне недавно случилось
Повесть, что ли, в десяток страниц,
Где немало на сцену явилось
Мною вольно придуманных лиц.
Много качеств нелестных я роздал
Этим лицам и тем наконец
Был доволен, что сам я их создал
И что, как я ни плох, но – творец, –
Что я в очерках вывел фигуры,
Отразив в них подобье людей,
Наугад, наизусть, без натуры,
Артистической силой моей.
Что же вышло? – Сказали иные,
Что обиды я им наношу,
Что пишу с них портреты живые,
С лиц их копии только пишу.
Нет, голубчики! В деле нечистом
Вы ж обиду наносите мне,
Называя меня копиистом,
Где я был сочинитель вполне.
Сами будучи гадки и низки
В непригожих натурах своих,
Вы собой мне подсунули списки
С самородных фантазий моих.
Наобум где рисунок творится –
Виновата ль художника блажь,
Что природа сама тут ложится
Под летучий его карандаш?

И он угас. Он блеском парадокса
Нас поражал, страдая и шутя, –
И кто порой невольно не увлекся
Его статьей, как лакомством дитя?

Не дети ль мы!.. Оправив прибауткой
Живую речь, с игрушкой и с лозой,
Он действовал порой научной шуткой,
Порою – в смех завернутой слезой,

И средь трудов болезненных и шуток,
В которых жизнь писателя текла,
Смерть, уловив удобный промежуток,
Свой парадокс над ним произнесла.