Евгений Сабуров - Незримое звено. Избранные стихотворения и поэмы

Будучи никем, ничем
и злясь на это, от этого и посвежел,
и словно белый ком он разрывал плечом
нависшее воздушное желе.

…и пепел падал на рубашку…
Ему хотелось. Что ему хотелось?
Ключ, луч, колода, лодка, ложка, башли,
калоша, ложь, проласканное тело

не глядя. Наливался день гранатой
и разрывался трещиной.
Так сеть любовной ярости по надобности
вылавливает женщину.

Мы не решаем ничего.
А если непокорны,
тогда плевок. Люби плевок,
а то сдерут со шкурой.

… и думал он. Так думал он,
отряхивал рубашку
и затаен, и затемнен,
ключи, колоду, карту, бабушку.

О, след в ночи! О, холод – холм,
ты надо мной. Который? Спорый
игрок заваливает норы,
все входы-выходы замел.

Нет сил по чину расставлять
ля, си, до, ре,
нам так и погибать в норе,
нет входа-выхода. Сопля

свисает, бьется на ветру
от холода. Куда? Умрем.
И ходит розоватый холм —
когда-нибудь – куда? – умру.

Не напитаться звездной кашей,
не жить оружьем суматохи,
о, помощнее дай, Бог, ноги
в такой плохой, в такой ненашей

жизни. О, след в ночи! Разве,
ну, никак, никак нам с Тобой?
А мне – этот холодный праздник?
Что мне? Так и любой.

Так думал он. А я не думал,
ноги зябкие разул.
Я бабешку не снимал,
я не делал сунул —
вынул. Честно лег и враз заснул,
вовсе не сходя с ума.

От прекрасных красных грез
я лежу балдею, рдею.
Кровь моя – казюк с евреем,
боль моя дороже роз.

На щеках моих щетинистых
кровь моя дороже роз,
горечь благородных лоз
плещется в глазах общинных.

Я живу не сам собой:
рядом, скрыт от орд монголчьих,
рвется, сука, из-под толщи,
из-под толщи голубой

Китеж, Китеж.
Посмотрите ж,
как я расцветаю
в стаю
окружающих друзей
разносоставных кровей.

Вот колонной с переломом
с пушкин-гогольских бульваров
выливаются на набережную то ли Владик Гимпелевич,
то ли Женя Афанасьев,
то ли Люфа, то ли кто.
О, колонна забубена,
крытая ноябрьским варом,
управления Минздрава, отделения финансов,
геооползенькустов.

Нельзя сказать. Все остается втуне.
Безблагодатен выспался в день именин.
Плыви мой член. О, где мой член потонет
в день именин не изменен.

Поэты не подвержены тому,
о чем он думал, потому что сразу
они имеют всякую заразу.
Того – вот так! а это – не поймут.

Нет, не белая луна,
не молочный цвет разлуки,
а твоя рука – вина,
что мои ослабли руки;

и не голос крови злой,
и не добрый голос крови,
что оставил я весло
ради сладкого присловья.

Нет, не белая луна,
не судьба, не голос крови —
ходит медленной любовью
головы моей волна.

Не прикасайся —
дым рассеешь,
отчаянье в душе поселишь,
а так —
все обойдется может статься.
Не прикасайся.
Молчание – венок,
отчаянье – колпак.

Здесь твой, а там чужой порог.
С чего, скажи, прийти заботам
грести не ко своим воротам?
Но как стрела запущен впрок,
лети трагической ошибкой,
чтоб в общем немощный и гибкий
ты постепенно изнемог.

И будет так легко, Мария,
как будто свежее письмо
пришло на завтрак вместе с хлебом,
а утро отдает зимой,
а Марфа говорит: «умри я —
я стану небом».

Я доволен белым снегом,
карканьем ворон,
легкой водкой у ворот
на двоих с калекой.

Обстоятельно смеясь,
заскочивший вдруг,
мне рассказывает друг
путаную связь.

И не в радость, и не в грусть,
не здоров, не болен
выпью и доволен
тем, что жив и пуст.

Нарушил девушку заезжий конокрад,
перевернулось небо над Тамбовом,
кому-то повезло, и он подряд
в который раз на всем готовом.

Луна плывет. Рождается душа.
Не уследишь за нитью разговора.
Что с нами будет, если не дышать,
не путать жизнь, не ввязываться в споры?

Брось этот стих. Какой еще бедой
ты не связал себя? Иди отсюда.
Кому-то повезло, а нам с тобой
не много жить на сданную посуду.