Виктория Левина - Я сегодня Ван Гог (сборник)

Тебе – хранить пассаж душевных мук,
мне – уходить с душою потрясённой!
Кружит под потолком последний звук,
незримым ветром кверху унесённый…

То русской попевкой, то вальсом, то скачкой,
то сальто Петрушки (трамбон и фагот) —
играют Стравинского… Начат враскачку,
октет, галопируя, залом идёт!

То вскрикнет кларнетом, то флейтою взвизгнет,
то яркой трубою закончит кульбит, —
живою водою остывшее сбрызнет,
атакой стоккатною зал окропит.

Как «кушать» её, эту музыку улиц,
с парижских балетов пришедшую к нам?
Событий тех лет дуновенья вернулись,
и Дягилев пальцем ведёт по усам…

Я где-то не в теме, я что-то не знаю,
я как-то бы меди умерила власть…
Играют Стравинского. Зал замирает.
И только на сцене – фактура и страсть!

Я задыхаюсь! Музыка Вивальди
проникла в стены храма. Скрипачами
взлелеянные звуки – служат морю,
что за окошками колышется лениво…
Я пробиралась к вам, гармоний ради,
обычным жарким днём. А на причале
стояли рыбаки. И, ветру вторя,
колокола звонили в церкви у обрыва.

Нас собрала здесь доля иль случайность, —
две сотни обезличенных и сирых,
в сравненьи с музыкой, в такую мощь и святость
нас вовлекающей, что арки заструились
и задрожали! Нераскрытость тайны
Антонио Вивальди. Блеск и сила
старинных скрипок. И шероховатость
плит под ногами – воедино слились.

Служенью музыке, как Яффо – морю служит,
век обучались музыканты в чёрном.
Помеченные грифом, станом нотным,
они уходят с зачехлёнными смычками,
оставив тень Вивальди… Долго кружит
его концерт, в часовню заточённый…
Наружу – к морю! Тель-авивский потный
субботний вечер разливается над нами!

И если ты владеешь нотным станом,
как станом девушки, прильнувшей в страсти нежной,
ты пишешь музыку и в «гетто образцовом»,
и место написанья – Терезин…
До «окончательных решений», город странный
раскинул улицы бараков тьмы кромешной.
Там, неопределённостью окован,
писал квартет «мишигене» [8] «мишигене» – сумасшедший (евр. разг.) один.

Какая, к чёрту, неопределённость?
Задушен газами в Освенциме с семьёю.
Задушен вместе с песней и квартетом,
и оперой, написанной в стенах, —
не «плача на брегах рек вавилонских»,
писал, творил натруженной рукою…
Гуманным антропологом, эстетом, —
он музыкой судьбы ввергает в прах!

Мелодия его кричит и плачет,
потом тебя баюкает в бараках…
И теме ностальгической и нежной
противопоставляет гром сапог.
…Сегодня ночью, вновь огнём охвачен,
взывает Юг о помощи от мрака,
детей прижав к груди, бомбоубежищ
опять наполнив чрево… Вэйз мир [9] Вэйз мир! – бог мой! (евр.) , бог!