Вячеслав Кислицын - Караваны идут по пустыне. Книга стихов

Всегда некстати в мой промёрзлый город
Приносит осень долгожданный снег.
А ты некстати обожаешь холод,
Такой простой, железный человек.

Уснёт «плотинка», скованная льдами,
С ней заодно застынет водопад.
И ты пойдёшь железными шагами,
Не попадая в такт, и невпопад.

И зазвонят на ратуше куранты,
Где время нам опять покажет вождь,
У нас давно закончились инфанты
И кто теперь, порой не разберёшь.

Ты любишь холод, сырость и муссоны,
Живешь с душою старого моржа,
Но постарались хитрые масоны,
Чтоб в твоём сердце появилась ржа.

И холода изматывают нервы,
Вот запоздал замёрзнувший трамвай,
Кондукторши в морозы – просто стервы:
– Ну, что застыл? Плати! Передавай!

Ирбит* не Екатеринбург.
А Ё-бург* не Москва -столица.
Судьбу всем пишет драматург
пером по высохшим страницам,
и где, какой навалит снег,
чтобы пройти не смог прохожий…
Но где бы ни был человек,
идти ему по бездорожью.

Сегодня выпала зима-
метутся снежные метели.
Она сегодня не скромна:
она пришла стелить постели.
Она пришла заворожи́ть,
согреть, а может, заморочить.
Она пришла, и с ней нам жить,
самим себе её пророчить.

*Ирбит – город в Свердловской области.
*Ё-бург – вариант неофициального написания г. Екатеринбург.

Сегодня не спится по графику.
Сегодня большая луна.
Все мысли несутся по трафику
Опять от меня до меня.
Во сне убегают по снегу,
Попробуй поймай, растолкуй.
Как лошадь, впрягаюсь в телегу,
Везу за сугробы в Кокуй*.
И, что мне в Кокуе не спится,
Зачем я телегу тащу,
Зачем эта лошадь мне снится,
И что там, в снегах, отыщу?

Но вижу: красивая де́вица
Мне машет, зовёт за сугроб,
Луны и снежинок наследница,
Читает ночной гороскоп…

Я движусь в ужасной пробке
медленно и по прямой,
не хватит одной мне стопки,
когда дотащусь домой.
Меняются дни за днями,
меняется антураж,
как прежде Москва за нами,
а не гаитянский пляж.

Меняются в государствах
названья древних столиц,
Но сфинксы глядят в пространства,
пространством пустых глазниц.
И ветры метут с востока
то снег, то дожди, песок.
Как это порой жестоко!
Но тонок всегда Восток.

И рвется всегда, где тонко,
и голову хмель кружи́т,
звучат над Исетью звонко
плывущие миражи.
Меняются дни и лица,
уносит ветром слова,
туда, где поёт синица,
туда, где стоит Москва.

Зима. Мороз. Уходим снова в дом.
Метёт снега небесный хитрый олух,
А мысли все о чем-то не о том:
Включить июль. И убежать в подсолнух.
И почему-то нет других идей,
А виноват во всём уральский холод.
В Пышме* зимой не до лихих затей,
В Пышме- буран. В душе -любовный голод.
Подсолнух – солнце обогреет день,
А ночь торшер с луною отогреют.
Ну что, родная, ты лежишь, как тень?
Сыграть танго́ на трубах батарейных?!

На Урале зима
Белым мехом на шапках пуши́тся.
Ты не веришь сама,
Что тебе этот снег только снится.
Облетел красный лист,
Больше слякоти нет под ногами.
Убежал рыжий лис
В ближний лес за другими стихами,
В тех, в которых мороз,
В тех, в которых снежинки летают,
Солнце щурит свой нос…
Я про осень стихи не читаю,
Потому что зима
И зимы этой песня не спета.
За зимою весна.
За весной – обязательно лето!

Сметы готовы,
Допросы закончены,
Все изыскания проведены,
Воры посажены и узаконены,
Тропы проложены, сокращены.

Ты неизменная и вдохновенная,
Любишь меня скромной нежностью, Русь!
В сердце моём ты большая Вселенная,
Млечная вечно вселенская грусть.

Ты- моя сказка, баллада печальная.
Так и не хочешь следить за собой.
Помнишь, когда-то была изначальная,
Помнишь, как мы повстречались с тобой?

Там, где вставали рассветы весенние,
Вместе взлетали и падали вниз,
В церковь ходили по воскресеньям,
В будни творили душевный стриптиз.