Вячеслав Ерогов - Возрождение. Книга стихов

При живом —
и не знать отца!..
Помню,
жалко дрожал мой почерк:
Неокрепшей рукой юнца
Выводил я:
«Скучаю… очень!..»
Как же так! И по чьей вине
С давних пор
и по наше время
Прорастает, как злак
в стерне,
Безотцовщины горькой
семя?
…Хлопнул дверью
и вышел вон,
Оставляя в наследство сыну
Детство,
втиснутое в вагон,
И дороги —
длиной в Россию.

Эх, сады-огороды чужие!..
Только рано сумел
я понять,
Что достойней бутылки пустые
На кино да на хлеб собирать.
…Мужики вечерами
сходились.
Пили дрянь, запивали
водой.
Толковали, клялись,
матерились.
Снова пили…
и долго порой
Я глядел в их угрюмые спины,
Понимая мальчишьим
умом,
Что вино для них —
скрытая мина!
Мой отец подорвался
на нём.
Вот и мама не раз говорила:
– Что за руки имел он,
сынок!
Эх, не пил бы!..
– Тогда бы простила? —
И глаза отводил в потолок…
Мне от памяти некуда
деться
И ни сбросить её,
ни продать,
И несу я осколочки
детства,
И не в силах ладони
разжать!
А вверху,
неподвластная тленью,
Над дорогой
без края – конца
Много лет между светом
и тенью
Бродит горькая правда
отца.

Помнишь, мама, дороги,
Дороги цыганские наши?
Эту жизнь кочевую
Едва ли удастся забыть.
Воздух южных окраин
Казался нам
чище и слаще,
И тащился за нами
Багаж —
Неустроенный быт.
Сколько раз ты гадала
О счастье —
высоком, как небо!
Только всё выпадало:
Дорога… нежданный удар.
Когда тихо я плакал
От голода,
В поисках хлеба,
Помню, лучшие платья
с утра
Ты несла на базар.
О как буйно цвели
По весне краснощёкие розы!
И теперь,
лишь с годами,
Отчетливей вижу,
ясней
Твою трудную молодость,
Где одиночества слёзы
Нелегко было скрыть
От себя,
от меня,
от людей.
Да, родная, у жизни
Законы порою жестоки.
И не с тех ли далёких,
Поблекших от времени лет,
Залегли у тебя под глазами
Морщинки-дороги,
Как любви материнской
Печалью наполненный
след.

…И вспыхнул свет иного бытия!
Стою один —
задумчивый и строгий.
Какая-то старуха на дороге.
Остановилась,
смотрит на меня.
– Ты чья, бабуся? —
Слышится в ответ:
– Ах, внучек, Я – ничья.
Мне тыща лет.
Я схоронила твоего отца.
Познала смысл начала и конца…
– Да кто же – ты?
– Твоя живая память,
Дремучая,
как философский камень.
Расшевелишь и —
поползут на свет
Видения давно ушедших лет.
– Зачем пришла?
– Ты сам просил о том.
Устала я. Присядем… Отдохнем.

Ветхий домик двухэтажный.
Улица моя!
В позабытый день вчерашний
Возвращаюсь я.
Мчатся годы, будто кони, —
Пыль столбом!
Как спасенье от погони —
Отчий дом.

В детской лодочке
бумажной
По весеннему ручью
В позабытый день
вчерашний
Воротиться я хочу.
Где оранжевые кони
Жмутся к розовой реке,
Где стоит, никем не тронут,
Хрупкий домик на песке.

А всё-таки есть
На Земле
Непреложная истина:
Чем старше годами,
Тем чаще
Задумчивый взгляд
Бросаем назад,
Где ещё
Не опавшими листьями,
Как птица крылами,
Шумит
Нашей юности сад.

Мне истина
с годами
все дороже.
Взрослею, строже, пристальнее
взгляд.
Стал ощущать я
каждой клеткой кожи
Нерасторжимость слов: отец и мать.
Так дерево немыслимо
без корня,
Так непреложна клятва
на крови,
Так не бывает радости без горя
И милости Господней – без любви.

Вот опять и опять,
разметав свои руки во сне,
Все куда-то бегу
по тропинке далекого детства,
И дремотные травы,
клонясь и ласкаясь ко мне,
Заставляют тревожно и гулко
стучать мое сердце.
Вот я вижу как бабочки,
крыльями чуть шевеля,
Осыпают пыльцу на цветы
с лебедиными шеями,
И я слышу, как дышит
пропахшая зноем земля
Через все свои рвы,
неприметные ямы, траншеи.
И на крылышках ос,
рассекающих воздух шутя,
Поднимаюсь я ввысь,
над полями цветущего хлеба,
И не ведаю сам,
беспокойного века дитя,
Что же там, впереди, где земля
окольцована небом.
Так бывает во сне,
наяву все иначе, не так.
– Почему? – я кричу,
но молчат осторожно березы.
Почему? – но молчит
заглядевшийся в воду ивняк,
И бегут по лицу и бегут
нескончаемо слезы.