Вячеслав Кислицын - Караваны идут по пустыне. Книга стихов

*Род (др.– рус.) – верховный небесный бог, громовник.
*Лада – верховная богиня – мать, богиня весны, брака и любви.
*Яга – богиня смерти, войны, колдовства, хозяйка леса.
*Бус Белояр – Князь Русколани, по А. Асову « Велесова книга».
*Триглав (Троян) – славянский бог – надзирает за тремя царствами, небом, землёй и преисподней.
*Ярун (Ярило) – славянский бог солнца.

Вот нынче стали валенки не в моде,
Народ привык рядиться в сапоги.
И, вроде бы, пошиты по погоде,
Но холодны они к теплу ноги.

И зимы стали, не в пример, теплее,
Но память в детство открывает даль,
Где валенки мне в стужу ноги греют,
А душу греет бабушкина шаль,

В которую закутан вместе с шапкой-
Такой был в детстве модный приговор.
Морозный воздух пахнет дымом сладко,
Я чётко помню этот дом и двор.

Где бабушка растапливает печи,
Я не спешу на эти берега…
Когда-нибудь её, наверно, встречу,
А за окном снега, снега, снега…

Где-то там, на другом берегу,
На какой-то далёкой планете,
Раз в сто лет я к тебе прибегу
По известной небесной примете.
Мы с тобой растворимся в мирах
На высокой межзвёздной дороге,
Будет небо сиять в жемчугах,
Мы руками их сможем потрогать.
А потом в бесконечности грёз
Нам с тобой суждено затеряться,
Там, где мир первозданностью прост,
Нашим встречам дано повторяться.

Здравствуй, серая ворона,
Вот и выпал белый снег.
Ты сегодня вне закона,
Ты теперь заметней всех!
Где тебя кусочком сыра
Подхарчил всесильный Бог?
Посреди какого пира?
Ты сегодня, как пророк.

Белый снег, и беззащитны
Мы на выпавшем снегу.
Обнулёны, безлимитны,
И доступные врагу.

Ешь свой сыр, вещун голодный,
На погоду не взыщи.
Пусть голодный, но свободный,
Да не каркай, помолчи!

Не скажу.
Не скажу.
Не скажу.
Сохраню от тебя эту тайну.
Я себе и тебе докажу,
Что всё было и есть – неслучайно.
Не случайны ни утро, ни день.
Не случайны ни осень, ни лето.
И на стенке случайная тень
Неслучайно тобой отогрета.
Разожги в своем доме очаг,
Разомни задубевшие струны,
Странный друг, потерявшийся враг,
Мы сегодня по – прежнему юны.

А за дверью застыли шаги,
И теряются в шорохах звуки,
И любое движенье руки
Повторяют послушные руки.

Пусть будет след.
На то и след.
Следы без нас живут отдельно,
для них всё в жизни несмертельно,
для них и ран смертельных нет.

Уйдём однажды за черту,
на перекрёсток, к светофорам,
для встречи с главным прокурором,
где след наш виден за версту…
Когда не нужно биться лбом
и всё измерено аршином,
попом, раввином, муэдзином,
звездой, луною и крестом,
не нужно бить по клину клином,
а нужно петь на журавлином
в бездонном небе голубом…

Вот так и плыли…
ангел твой и мой
в той вышине, где облака и птицы,
но кто их видел там, над головой,
две ярко-жёлтых маленьких синицы?
Внизу текла уральская река,
по ней давно не ходят пароходы,
она для них не слишком глубока,
здесь перекаты, отмели и броды.

Навстречу ей летели журавли,
из дальних странствий возвращаясь к югу,
по берегам качались ковыли,
синиц влекло туда, где бродит вьюга.
Туда, где льдами витый океан,
где щи хлебать им приготовил лапоть,
забытый смертью древний капитан,
туда, где море не устало каркать*.

Вечерний Екатеринбург.
Зима. Мороз обыкновенный.
Заноза ветер, как хирург,
Пронзает сердце, режет вены.
Спешит из Чехии трамвай,
Своей улыбкой обжигая,
Внутри трамвая едет рай,
Тебя со мной в себе сближая.

Мы днём бродили по воде…
По льду бродить довольно просто.
Следы везде, следы нигде,
Пруд городской застыл по мо́стом.
В «раю» уютно и тепло,
Проникновенно и беспечно,
Бежит дорога, свет – в стекло,
Мы вместе едем до конечной.

Луна наш город сторожит.
Ты мнёшь свои глаза в подушке,
Бежишь над пропастью во ржи
И над гнездом летишь кукушки.
И давит лёгкость бытия,
Хмельной не выпит одуванчик,
На остров Крым везёт тебя
Желаний старенький трамвайчик.
А мысли гнутся о строфу,
Не помещаясь в новой книжке…
Её скелет скрипит в шкафу
Без сердца, смыслов и без стрижки.