Шалва Бакурадзе - Антология новой грузинской поэзии

незачем умирать,
есть более цивилизованные способы
успокоить совесть,
например, написать стих,
пусть даже плохой
(но и не настолько, как этот),
пожаловаться на тщетность бытия,
отправиться на шопинг, или по нужде, или в космос,
и ни в коем случае не отправляться к праотцам.
смерть в действительности очень асексуальна,
даже не знаю, кого сегодня можно ею соблазнить,
разве что какую-нибудь почтенную восковую даму
с атавистическими наклонностями,
ну а нормальные женщины и бровью не поведут
в ответ на подобное банальное поведение.

однажды во время поездки на автобусе № 61
женщина, бравшая себе билет, умерла.
вот так вот бессовестно взяла и умерла.
«какое бесстыдство», — подумал я,
и запасённая моими глазами кровь
излилась в зрачки
проявлением жалости и бессильной ярости.

и так происходит вечно:
я становлюсь словом, которое со мной связано,
и каждым словом, которое со мной связано,
и напоминает мне о твёрдости пространства,
старается уподобить себе,
придать мне свою оболочку и подчинить хрупкой логике желаний.
вот, например, «что-то»,
или что-то настолько простое,
как «президент»
или «Джеймс Бонд», —
едва успев произнести их, я сам становлюсь ими
и параллельно с проведением брифингов
отбиваюсь от советских агентов.
и
я — поэт,
я — блудница,
я — патриарх,
я — террорист,
либерал,
автогонщик,
я — работник цирка,
гений и Богоматерь.
сижу и чувствую страх перед значениями, которые уже
стали дополнительными частями моего тела,
и к ночи меня уже так много,
что всё теряет смысл,
тем более — подсчёт.
и летят из тёплых стран
упразднённые слова и таращат крылья,
и с беспокойными лицами выдают номер каждому мне,
и берут на учёт, и осматривают, и наклеивают марку,
и превращают меня в имиджевый продукт,
и бренд, и «лицо»,
и порностар,
и в Спилберга, и Параджанова,
и пиво «Heineken»,
и в последний крик и визг моды,
и в Windows Vista, и Галактиона.
и сижу на ветру.
и шью сны из перелётных слов.

я пишу о тех,
кто сделал жизнь
необходимой и заметной, как дорожные знаки,
кто спустил десант страха в наши глаза
и между снами
рекламной паузой встроил
страх услышать стук.
кто развёл в наших глазах отчаяние и бессилие,
как породную птицу,
кто развёл смерть,
и развёл радость,
и развёл боязнь победы,
кто заселил спячкой нашу изъеденную плоть,
и нанизал сны, как бусы, и подарил их нам на память,
кто выпрыгнул из одного сна
и не успел добежать до другого,
кто измерил расстояние от утра до ближайшего города,
и заминировал улицы весной,
и предоставил больше возможностей для авантюр,
кто никогда не был патриотом
из-за высокого самомнения,
и, несмотря на это, всё же пошёл воевать
и потерял ногу,
и перспективу когда-нибудь жениться,
и сигареты «Космос»,
выпавшие из кармана брюк,
когда бежал он по объятому пламенем лесу,
кто столько бодрствовал, что
и сейчас спит и видит, как спит.
кто увидел сон, где его красивая жена
была оскорбительно красивой,
и, не выдержав этого, проснулся.
о них я и пишу — об этих людях.

Мы должны понять,
что поэзия
это просто перемещение объектов
и необходимости в чем-то еще нет,
и когда мы хотим чего-то большего,
это большее появляется,
но оно все равно меньше поэзии.