Шалва Бакурадзе - Антология новой грузинской поэзии

Воздвигай бумажные башни
Среди уличных дождевых потоков,
Отнеси усопшим сон,
Чтобы они побыстрее ушли, ибо
Они не приходят больше,
Не поют и
Не курят сигарет
В этой вечности, которая
Окружена холодным зимним
Космосом и кружится на кровавом
Острие согнутого ножа Кали.
Джайа кали, Джайа ма бхаватарини!
Аум дум дургайа намах!
Вот, мои бумажные корабли, в пустыне,
Горят в огне и
Не мокнут от воды.
Вот, вселенная моего сна
Гордая в желтых огнях,
В которых мужчины и женщины танцуют
Без устали.
Посмотри, поезда извиваются
Не торопясь,
И переносят тела из одного
Мертвого города в другой
Вдоль таинственной реки,
На углу улицы стоит женщина
В ожидании журавлей, но они
Не появятся,
Кто-то звонит по 59 центовому
Телефону,
В два часа ночи,
Почему-то ликуя.
Я считаю прошлое,
Но в руках и на голове —
Ничто.
Хотя возможно все
и начинается сейчас — прекрасный
Обед и немного сна.

Это озеро. Вечер, когда мы с тобой присядем под елью,
Поставим на головы солнечные венцы и оливковыми
Телами озвучим серебристое пространство.

Этот поцелуй, ночь, с горизонта сойдет Диана
И громогласно прикажет: танцуйте, пойте! (вы наверное
Нравитесь друг другу)…

Давай убежим от нее! Спрячем эту любовь. Этот
Букет: ромашки, розы, колючки
И святую, светлую
Слезу: маленькую настолько, что ей не скатиться, не
высохнуть
Никогда.

Потом — город,
Витрины: если отражаешься в них, знай, что ты жив.
Можешь там оставаться и ждать,
Даже если я не приду и вдруг забуду,
Что и ты — в этом городе, и помнишь все
так же как я

Дорогая, это
Озеро, вечер (когда мы присядем под елью,
Поставив на голову солнечные венки и оливковыми телами
Озвучим серебристое пространство)
Только туман
В нераскрытой розе.

Что остается в жизни, где нет конки,
Где суженные проносятся молниеносно на рассвете;
Сегодня Шалва поднялся в Шиомгвими, встречать весну;
Сегодня с Карло два раза снимали череп в его любимом
И ужасающем Тифлисе 90-х бедном
Квартале, в мусорной яме фабрик и мировой индустрии, Грмагеле,
Грмагеле — очень похоже на слово: «имгере».
Взять хотя бы песню Шота о нашем больном городе,
Где ничего не осталось — ни государства, ни
Жития и даже
Беспомощных собак, перебегающих с вокзальной площади
В замыленную ночь. Не осталось таких же девок в замыленных
Зеркалах туалетов и душевых.
Пой, посвяти это Сандро, которого
Уже можно считать потерянным.
Посвяти эту песню баням, где солнечный луч играет
С водой из открытой форточки, играет с грязью и растаявшим куском мыла
На каменном полу, —
Кто-то поет, кто-то сношается с однополым,
Ибо каждый человек
Одинокий и беспомощный ангел;
Тифлис, откуда бегут природа, пейзажи, картины
Давних и драгоценных воздаяний.
Откуда бегут минуты, лица и даже
Память о них.
Где министр безумен так же как поцелуи, деньги,
Забота, путешествия и ты
Становишься таким же безумным;
Тифлис, где мусор превосходит по количеству свалки
И ни одна птица не находит укрытия
В небесной сини.
Скажи, разве кто удержит тебя от того, чтобы
Потерять возлюбленное тобой, разве скажет кто:
«Постой, вот видишь у него — сердце, глаза — у этого».
Помни, братство твое, в котором были Карло, Сандро,
Шалва, Шота, множество женщин, детские звуки —
Никогда больше не возвратится.

+ ночью в муштаидском парке горят неоны + встреча + сад + мои тбилисские друзья будто ветераны нулевой отечественной войны + Карло Качарава и Нико Ломашвили + Нико Цецхладзе + Шалва цветок Панцулая + Мамука Цецхладзе + дом Сандро Кобаури + сюрсексиндустриализм + я сам, Давид Чихладзе + Ираклий (Лена) Чарквиани + Котэ («Дада» Дадиани) Кубанеишвили + Кетино Садгобелашвили + ракета Настя Хвостова + Метро + Гела Патиашвлии + Кети Месхи детская железная дорога + корабль + Меги Бурчуладзе + дай затянуться косяком с лукавой улыбкой + радио Тбилиси отвратительное и прекрасное + Мамука Джапаридзе + 4 аккорда на наших инструментах + Гиа Чиладзе + нежная гитара Кобы Кобаури + две звезды + Олег Тимченко + Манана Арабули (фотоаппарат) Кети Капанадзе +два дерева + мой отец в небытие кот Бруно Барс Эгоф в небытие три попугая зимнего небытия отец Меги все бывшие предметы небытия в комнате большого моря + старый и постстарый Тифлис порушенный большими колбасами + идем по улице между высокими заводами моркови и перца + видно солнце + наступаем на индустриальный оловянный мусор, подаренный, а может и нет + помним + Гиа Дзидзикашвили + Москва + Турция + Гурам Цибахашвили + Вова Железов + прыжок с балкона + парашют + сгибание ног + приземление + выпрямление коленей + взгляд направо и немного наверх + восход солнца + едет старый москвич или старое красное шевроле + испанская музыка + отпирание старых окон в большой деревне + большие деревенские жители громко смеются + развешена большая стирка + спустился с горы большой ветер + джох-арт [3] Джох-арт (буквально: «палочный арт») — неологизм. + кофе булка дыня арбуз + холодно снег + красная площадь + шагаем по индустриальному мусору + солнце сверху следует за нами + слова и горны + золото +тело + бусы + жизнь дружба свобода.