Шалва Бакурадзе - Антология новой грузинской поэзии

Я верю в то, что видел бога,
он стоял у входа в почту,
и держал мою книгу и бутылку водки.
Я верю, что все, что происходит ничего не меняет
и порядок вещей останется прежним.
Я верю, что поэзия
войдет в криминальную хронику,
и в конце новостей
ведущие будут в рифму рассказывать об ограблении банка
или об убийстве из ревности,
или обсуждать какой-нибудь поступок Джастина Бибера,
или, хуже того, его карьеру,
а прогноз погоды
превратится в разновидность буколической поэзии.
Я верю, что любовь,
иногда, действительно существует,
вот как твой поцелуй обогащает
эксклюзивную историю моего тела.
Я верю, что в наше время
играть в зло
скучно
и только депрессивные банкиры практикуют это.
Я верю, что человек может
умереть несколько раз в течении дня
(без перспективы ожить),
и это вовсе не является благородным поступком.

Я верю, что смерть это постыдный компромисс,
и верю я в это потому, что тот, кто
управляет ею, не умер.

ненароком убивший друга своего и приготовивший из него экзо-блюдо,
скажи: Аминь!
и, если достаточно в блюде кориандра, и базилика, и соли-по-вкусу,
и поднимается над блюдом горячий пар, и пар этот подобен смоле,
скажи: Аминь!
и, если пригласил друзей, ещё не убитых ненароком,
и явились они и сказали: «вкусно»,
скажи: Аминь!
и, если, наевшись, заснёшь и увидишь сон,
в котором мёртвый друг ненароком воскрес,
и бьёт тебя, и бьёт тебя ножом в грудь
и при этом кричит: «Аминь! Аминь!»
скажи: Аминь!
и, если, рассердившись, перебьёшь сценаристов своего сна,
и приготовишь новое блюдо,
чтобы воздать им по заслугам и самому получить своё,
скажи: Аминь!
и, если наступил экзистенциальный кризис, и возникло чувство сожаления,
и оно, чувство сожаления, длится долго, и долго длится чувство сожаления —
подобно французскому поцелую,
скажи: Аминь!
и, если прогонишь чувство сожаления за дверь — как кошку,
но теперь почувствуешь сожаление из-за кошки,
и оно будет всё расти, и становиться сильнее,
и будешь объят им целиком и полностью,
скажи: Аминь!
и, если отрежешь часть своего тела, которая сожалеет,
и отрежешь другую часть своего тела, которая тоже сожалеет,
и отрежешь оставшуюся часть своего тела, которая упрямо сожалеет,
и не останется у тебя ни одной части тела,
и будешь одной только душой,
и будешь спокойным,
и будешь мёртвым,
очень мёртвым,
скажи: Аминь!

мать, отец,
с сегодняшнего я буду заслуживающим одобрения сыном
с достойными манерами,
не отступающим от устоявшихся универсальных правил,
а мои прежние выходки
накроет тенью прошлое
(из-за них мне и так неловко).
найду себе порядочную и симпатичную жену,
и мы родим по меньшей мере трёх детей,
если же Бог будет милостив,
то столько — сколько он даст
(в свою очередь и я буду «работать», чтобы подсобить Богу).
буду писать хватающие за душу лирические стихи
и завяжу с социальной сатирой,
перестану издеваться над родиной,
потому что родина — это святое,
а народ мудр
(что, конечно, не одно и то же,
но фольклорный раствор коллективной логики
крепко связывает и объединяет,
а чёрт разъединяет,
что, естественно, также две разные вещи,
но божественная мудрость даётся нам намёками,
чем разрушает все ожидания любителей корреляций).
и вообще я буду намного симпатичнее
и наберу вес,
ибо, согласно философскому дискурсу Гиглы Тварадзе,
уважающий себя мужчина
должен весить по меньшей мере 75 килограммов,
и иметь рост метр 80,
и быть здоровым,
чтобы дать отчизне биологический урожай — детей,
и быть солью мира сего,
и быть бодрым и отважным,
и не страдать сколиозом,
и иметь все зубы на месте,
тем более те, которые видны при смехе,
и вообще уважающий себя человек должен быть симпатичным,
а я бессовестно вешу 65 кг,
что само по себе является доказательством бесстыдства,
и даже если б не так, всё равно, несмотря на худобу,
я угловат в движениях, как Бальзак в своих фразах,
и не такой уж симпатичный.
а ведь, Бог свидетель, я хотел жить правильно,
но, видно, ничего не выйдет.