Моисей Тейф - Песнь о братьях

«О, мы не забудем! О, мы не забудем!» —
Деревья кричали на улицах людям.
И ночью, когда мы сливались в одно,
«О, мы не забудем!» — кричали в окно
Луна, и заборы, и пепел, и тополь.
Я слышал во сне их неистовый вопль.
И ты, проведя языком раскаленным
Во тьме по губам пересохшим, соленым,
Клялась, как деревья на улицах людям:
«О, мы не забудем! О, мы не забудем!»

Тише… Тише…
Летайте, как птица, как снег.
Он любим, и она любима.
Этот парк прозрачен,
Как мысли во сне,
Чистота его только с детством сравнима.
Тише.
Двое сливаются с деревом белым,
С человеком сливается человек.
Так, наверно, душа
Сливается с телом
И с небесным сливается
Выпавший снег.
Осторожнее!
Снег на скамейке не трогать!
Голубь-Эстер, беги! Я бегу за тобой.
Осторожнее!
Белое над головой.
Осторожнее!
Белое под каблуками.
Я тебя поцелую!
Ты машешь руками:
— Как не стыдно? Деревья увидят! —
Побег.
Я кричу:
— Возвратись!
Будь отважна, как снег!

Я слышу твои шаги в городской суете.
Из тысячи тысяч — именно эти.
Узнаю! Они стучат у меня в грудной клетке.
И я, освобожденный из другой клетки,
Из камеры смерти,
Из тысячи тысяч шагов
Слышу именно эти.
Слышу и громко пою.
Узнаю, узнаю,
Наконец узнаю
Собственную весну.
Да! Мне это счастье стоило десятилетий.

Не надо, Эстер, не надо.
Не надо ни клятвы, ни слов.
И смертных зароков не надо.
Пускай не покинет совесть
Никого, нигде, никогда.
О Эстер! Меня укусила однажды
Змея из печальной, но мудрой сказки,
Которую мне рассказала мама.

Начало доброе, худой конец.
О, голос мамы — песенка скворца!
Вернулась королевна во дворец
И в слезы — нет ларца.

Огонь танцует в печке голубой.
Метель танцует на ветвях ольхи.
Меня уводит мама за собой
По лесенке, по лесенке — в стихи.

Уже орет на площади гонец:
— Тот, кто найдет потерянный ларец,
Получит в жены дочку короля
И горы хрусталя.

Пастух веселый щелкает кнутом,
Домой торопит молодых овец.
А за прудом в сиянье золотом —
Лежит ларец.

— Что за находка! Ай да счастлив я!
Скорей посмотрим, что блестит внутри. —
Открылась крышка, вылезла змея
И укусила. Вот тебе — смотри!

Хихикали над ним стада овец:
— Хи-хи, нашел! Хи-хи, открыл ларец!
Хи-хи, поверил в дочку короля
И в горы хрусталя.

…Себя ночами спрашиваю вслух:
— Что я нашел? Чем заплатил тогда?
Опять обманут королем пастух,
И мама справедлива, как всегда.

Любовь совсем не многословна.
А ненависть — наоборот.
Любовь в словах своих условна,
А ненависть — наоборот.

Но у любви одна примета:
За ней невидимая тень
Идет, как за спиной предмета,
Как ночь — за днем, за ночью — день.

Она дороги пробивает,
С любовью вместе гнезда вьет.
И даже изредка бывает:
Любовь мертва, а тень — живет.

Они идут, как дверь — за дверью,
За хлебом — соль, за тканью — нить.
И ни одной из них потерю
Мы не сумеем заменить.

— Пей любовь спокойно, от краев — до донца,
Будешь помнить долго этот запах солнца.

Разве можно залпом пить такой напиток,
Счастье превращая в камеру для пыток?

Это — не отвага, а сплошное детство.
Отличай обжорство от священнодейства, —

Говорила мама, тогда еще живая,
Маленькие раны мои переживая.

О, двадцатилетние! Вы смеетесь в ярости.
Слышу! Слышу: — Ангелом сделался на старости.

Смотрю на секундную стрелку…
Как ветер — вершины лесов,
Она обегает тарелку
Моих неподвижных часов.

Как часто ее лихорадит,
Знобит и в мороз, и в жару!
Занятно, чего она ради
Летает, как мяч, по двору?

А эти, счастливая пара,
Идут незаметно почти.
Любимая, это недаром —
Им дальше и дольше идти.

Как детям, сладко спится палачам.
Ко всем приходит сон в плаще белесом.
И лишь тюрьма в ознобе по ночам,
Как юноша, больной туберкулезом.

О, крепко минский губернатор спит
Под мерный гул осенних длинных ливней!
А в скверике простуженно сипит
Слепой голодный белорусский лирник.