Не потому, что хрустнуть мог
Вполне у смерти в пасти,
А потому, что мой порог
Перемахнуло счастье.
Так вот: совсем-совсем один,
Как музыка в шкатулке,
Я вдоль по комнате ходил
В Армянском переулке.
Давно маячил март в окне,
Стихи, как почки, вздуло,
И голубь залетел ко мне
И сел на спинку стула:
— Очнись, дикарь, постель стели.
Поставь, как люди, кресло!
Она идет из-под земли.
Она… Она воскресла!
И ветер — в дверь, и пламя — в печь,
Осиной бьется рама.
О, у меня исчезла речь —
В дверях стояла мама.
Ее сережки! Молодец!
На пасху из ломбарда
Для мамы выкупил отец
Два глаза леопарда.
Она! Пусть я умру — она!
Ах, как помолодела.
Когда исчезла седина
И выпрямилось тело?
— А ты по-прежнему — стихи… —
Как маленького гладит. —
А продают ли за стихи
Картошку на оладьи?
Скажи, убавилось ли зла,
Прибавилось ли хлеба?
Смотри, я звезды принесла
Тебе с седьмого неба.
Молчи, догадываюсь я:
С поэтов звезд хватает.
Но эта звездочка — моя,
Она во рту растает.
Да, я воскресла! Я — жена
Тебе до смерти самой.
Да, я давным-давно жила,
Была твоею мамой.
Я огорошен! Это бред!
Такого быть не может.
На много, много, много лет
Она меня моложе.
А голубь гулит: — Сатана!
Не ты писал ли прямо:
«Поэту не нужна жена.
Нужна поэту мама».
И пламя — в печь, и ветер — в дверь
Стихи дышать мешают.
— Теперь, — кричат они, — поверь,
Что мертвых воскрешают!
* * *
Моя песнь тебе, Эстерл, моя песнь!
Моя жизнь тебе, Эстерл, моя жизнь!
Вот я весь, моя Эстерл, вот я весь.
Будь здорова, Эстерл, моя жизнь!
Будь здорова, Эстерл, я — живой.
Спас меня, о Эстерл, облик твой.
Будь здорова, Эстерл! Седина —
Это лучше, Эстерл, чем война.
Это, слышишь, Эстерл, — пустяки.
О, спасибо, Эстерл, за стихи!
О, спасибо, Эстерл, — мой пророк.
Жгут язык мой, Эстерл, жала строк.
Но тебе открою, право,
Рифмы — горькая отрава.
Временами эти рифмы
Превращаются в порок.
Это стыдно, Эстерл, — рифмовать
Имя той, которую целовать.
Рифмовать, укладывать, упрятывать в строфу…
Это стыдно, Эстерл! Фу!
* * *
Радость-Эстер, на рассвете
Спят любимые, как дети,
Движут сонными устами,
Пахнет в воздухе цветами,
Усыпляющими боль.
А стихи окно открыли,
Смотрят в небо, чистят крылья.
Тучи, солнышко встречайте,
Но рассвет не омрачайте.
Пусть он будет голубой!
* * *
Эстер, Эстерл, живей!
Солнечную арию
Исполняет соловей
Утром пролетарию.
Исполняет соловей,
Гений-самоучка.
Эстер, Эстерл, живей!
Ты не белоручка.
Нет, священная рука
Труженика-предка
Свой привет издалека
Шлет тебе нередко.
Голоса мастеровых
Словно крики часовых:
— Эстер, Эстерл, вставай,
Не успеешь на трамвай!
Этот голос бедняков
Даже полчища веков
Не могли остановить —
Он пришел благословить,
Эстер!
* * *
Тише, Эстерл, тише…
Сейчас говорить опасно.
Меня воскрешает песня.
Не бойся! Это прекрасно!
Это спасенная песня,
Кровь еще на груди.
Это счастливая песня,
Всё еще впереди!
* * *
Повтори, Эстерл, повтори…
Повтори этот лепет священный.
Что тебе говорила бабушка,
Белоснежная седина?
Она говорила: «Эстерл-голубь,
Люди рождаются ради любви,
Мы без любви — кувшин без вина».
Эстерл, так говорила она,
Та, что с молитвой вошла в крематорий,
Мудрая птица, пепел которой
В белый цветок обратила весна?
Она не была ангелом, Эстер.
Была поэтом.
Не плачь!
* * *
Повтори, Эстерл, повтори.
…И вторглись двуногие волки
В маленький переулок,
Туда, где давным-давно
Веселый Шолом-Алейхем
На праздники пил вино.
Рассказывай — я пишу.
Рассказывай до конца.
…И схватили они отца.
— Еврей? —
Сапогом в живот… —
Смотрите, еще живет!
Коммунист? —
Пуля в висок. —
Огненный сок — на песок.
Эстер, не плачь, помоги!
Ты слышишь мои шаги
В тумане молочно-белом?
Помоги, помоги, помоги
Донести его бедное тело
До подножья последней строки.
Не плачь!
Читать дальше