Сергей Степанов-Прошельцев - Избранное

Вот дерево напротив окон.

Оно безмерно одиноко,

и, одинок, горит фонарь.

И ты один себе хозяин,

и совершенно осязаем

свет звёзд, прозрачный, как янтарь.

* * *

Вот и угасло лето, только грустить не надо:

слушайте песни леса, музыку листопада.

Пусть застывают смолы, пусть зазвучит на вербах

звонкое птичье соло в сопровожденье ветра.

Звонкая песня эта. Лес, как турецкий рынок.

Слышишь, поют кларнеты, флейты и окарины?

Лист приземлится грузно, шишки ударят оземь…

Это совсем не грустно, если настала осень.

Эй, трубачи, за дело, чтоб, догоняя лето,

вновь над землей летела

светлая песня эта!

* * *

Белый квадрат стены,

эхо минувших снов.

Желтым серпом луны

скошен недели сноп.

Ходиков мерен ход,

спит опустевший дом.

Самый несчастный тот,

кто одинок вдвоем.

* * *

Осень, осень, жёлтые глаза.

Занавес опустит листопад.

Лето пролетело, словно дым,

но такая в небе бирюза,

но такой прозрачный этот сад,

что нельзя не любоваться им.

Посмотри. Не надо уходить.

Помни это летом и весной:

желтые от листьев небеса,

паутины вьющаяся нить

и леса в накидке расписной.

Осень, осень, жёлтые глаза.

* * *

Зима готовится к броску.

Чернеет поредевший сад.

Ты погаси мою тоску,

маэстро неба, снегопад!

Чтоб эта музыка без слов,

небес безгрешное дитя,

плыла из белых облаков,

как шёлк, прохладно шелестя.

* * *

Куда же вы, птицы? Зачем вы срываетесь с крыши

и с веток иссохших осеннего зябкого сада,

когда уже поздно, и мягко крадется по-рысьи

по листьям опавшим вечерняя мгла и прохлада?

Куда же вы, птицы? Какая такая забота

вас гонит из дупел, из гнезд под высоким карнизом?

Вы ходите плохо. Вы созданы лишь для полёта,

для горнего ветра, что светом и волей пронизан.

Мы тоже такие. Такое же общее свойство

мы с вами имеем: не надо нам тесного рая —

в путь снова зовет нестареющий дух беспокойства.

Ты нас излечи, ощущенье простора без края!

.

* * *

На колпаке шута звенели бубенцы.

Кривлялся он и пел — уродство не помеха.

И, как кули с мукой, вельможи и купцы

валились под столы и корчились от смеха.

А шут торжествовал. Он знал прекрасно роль.

Смотрел, разинув рот, слуга, не поняв толком,

кто шут, а кто король. Не знал и сам король.

Смеялся он — и всё. Смеялся он — и только.

* * *

Не чувствуя с миром разлада,

ты жил, никогда не скуля,

но мир вдруг становится адом —

и всё начинаешь с нуля.

И день тот обрадует летний,

и не возмущает, когда

шуршат по-мышиному сплетни —

теперь от них мало вреда.

И вовсе не надо разборок.

Ты лишь бескорыстия ждёшь

от той, нет дороже которой,

совсем не способной на ложь.

* * *

Возможно, это – только давний сон…

Мы день на полуслове обрываем.

Наш дом – как остров. Он необитаем,

поскольку был давно уже снесён.

Но мы придём сюда, устав от слов,

от спешки, жизнью вызванной шальною,

чтоб надышаться тёплой тишиною,

что притаилась, словно птицелов.

Тот год ещё не предвещал потерь,

не думалось, что рушатся стропила.

И всё тогда куда понятней было,

и всё открыто, как входная дверь.

Не знали мы, что станет всё чужим,

что нас настигнет камнепад печалей,

и мы молчали, мы тогда молчали,

поскольку мир молчаньем постижим.

И тишина не пряталась ничуть,

утопленная в то сырое лето,

хоть дождь шумел… Но значит ли все это,

что в шуме скрыта истинная суть?

Нет, сути нам с тобой не миновать:

уже давно преследует нас тенью

молчанье, что несёт нам облегченье, —

молчанье, не умеющее лгать.

Горькие, осенние, жёлтые цветы…

* * *

Готический город,

минор в моей жизненной гамме,

твой воздух был горек,

как хлеб, разделенный с врагами.

Ты мне опостылел,

как постные завтраки в школе.

Меня твои шпили

к досье на меня подкололи.

Я жил как вслепую,

а ты блефовал, как мошенник,

и сплетни, как пули,

искали меня для мишени.

Здесь были чужими

дома, даже клумбы с цветами.

Здесь в странном режиме

будильники время считали.

Кого не касалось,

те всё понимали превратно.

А мне всё казалось:

часы повернули обратно.

Изгибом лекала

менялась у времени внешность.

Как будто бы мчало

оно меня в прошлую вечность.

Но всё! Не губи мой

остаток надежд на иное.

Прощай, нелюбимый,

ты будешь моею виною.