Борис Бартфельд - Альманах «Русский Гофман – 2019»

С лица не сходила восторга улыбка,
когда выпивали за дружбу и братство,
и только из красного дерева скрипка
была его главным и верным богатством.
С глазами, прикрытыми от вдохновенья,
играл про любовь и прекрасные муки,
а дети, измазавшись свежим вареньем,
ловили божественной музыки звуки.

Была бы возможность сидеть с ними рядом
и слушать волшебную музыку эту,
я предка спросила б не словом, так взглядом:
«Зачем ты, Джованни, затеял всё это?»
Шепнула бы этим невинным потомкам:
«Бегите, спасайтесь!», пока не настало
то страшное время, где скрипки в котомках
и степи казахские вместо вокзалов.

И выжить не всем, и вернуться немногим
за то, что, Джованни, ты был итальянцем,
а где-то Сибирь обморозила ноги
соседям их, немцам, читай, иностранцам.
Ни те, ни другие сгибаться не стали,
а сколько достоинства в преданных лицах,
не зря же их деды присягу давали
России и матушке императрице.

Забыты давно итальянские корни,
замужеством скрыта фамилия эта,
да только Джованни, России поборник,
узнать не успел продолженья сюжета.
Как ждали полжизни короткого слова,
услышать хотели одно – «невиновны»,
искали в газетах, кручинились снова,
теперь я указ этот знаю дословно.

Жалели, что мало осталось здесь немцев
из тех, что Россию любили веками,
и сколько ещё вот таких «иноземцев»
зачем-то считала она чужаками.
Ты, знаешь, Джованни, а я не уеду,
похоже, светлей полоса мне досталась.
К России любовь – от тебя и от деда,
Я верю в неё. И как ты, я осталась.

Без папы

В три года расстаться с любимым мужчиной,
В четыре скорее писать научиться,
Мечтать уколоться знакомой щетиной
И рядом увидеть родителей лица.
А глаз его грустных забыть невозможно,
Из зеркала смотрят они ежечасно,
Лишь письма ему, остальное ничтожно,
И в пять осознать, что борьба не напрасна.

Да вот же он машет рукой у калитки,
И день согревается этим моментом,
Но мама в какой-то пушистой накидке
Отчаянно спорит о чём-то зачем-то.

Куда же уходит её долгожданный?
Ну, дайте побыть с ним хотя бы немножко!
Но вечер его поглощает туманный,
И в стёкла отчаянно бьются ладошки.

В бреду и в горячке всю ночь прометаться
И звать его громко, а может, услышит?
Ей пять, но она не привыкла сдаваться,
И утром письмо непременно напишет.

И вложит в конверт своё лучшее фото,
Ладошку ещё обведёт аккуратно,
Добавит рисунок, смеётся там кто-то,
Он точно поймёт и приедет обратно.

И долгие годы в мечту свою верить,
Скорее увидеть его на пороге,
Повиснуть на шее и прямо у двери
Заплакать об этом счастливом итоге.

Ей часто казалось, он служит в разведке,
И, чтобы противник его не приметил,
Он дочери пишет не то, чтобы редко,
А просто ни разу письмом не ответил.

В шестнадцать решила – чудес не бывает,
А в двадцать письмо, наконец, получила,
Он в гости зовёт, он её приглашает,
Да мимо удача опять проскочила.

Она не поедет по разным причинам,
И горько потом пожалеет об этом,
Её долгожданный любимый мужчина
Пределы земные покинет тем летом.
С мечтою рола, чтоб он ею гордился,
Успешной и сильной поэтому станет,
Да только жалеть, что он с ней не простился,
Вопросами мучиться не перестанет.
А годы спустя ей расскажут те люди,
Что рядом с ним жили и всё о нём знали,
Как много писал ей, мечтая о чуде,
Как письма зачем-то в пути пропадали.

Во сне он приходит и рядом садится,
И звёзды им тихо мигают в окошке,
А утро бесстрастно даёт разлучиться,
И в сердце отчаянно бьются ладошки.